В нашем разговоре возникла небольшая пауза. Наполеон сделал несколько шагов по комнате, потом бросил на меня взгляд и выразительным тоном сказал: «Никто, кроме меня самого, не наносил мне вреда; я был, можно сказать, сам себе врагом: мои собственные планы, эта экспедиция в Москву и та катастрофа, которая случилась там, были причиной моего падения. Однако я могу сказать, что те, кто не противостояли мне, не противоречили мне, кто с готовностью во всём соглашались со мной, полностью поддерживали моё мнение и создавали мне во всём благоприятные условия, и были моими злейшими врагами; потому что они поощряли меня заходить слишком далеко. Они были для меня бо́льшими врагами, чем те, кто плёл интриги, потому что последние не притупляли мою бдительность, а заставляли меня быть более осторожным. Я добился того, чтобы Штейна отправили прочь от королевского двора Пруссии. Однако ситуация для меня сложилась бы более благоприятно, если бы пруссаки следовали его планам, так как Пруссия была бы разгромлена раньше и я бы уничтожил её вот так (он поднял кулак и стукнул им об стол, словно пришлёпнув нагар горевшей свечи).
Я мог бы, — продолжал он, — сбросить с трона короля Пруссии или императора Австрии, использовав для этого самый пустяковый предлог, с такой же легкостью, с какой я делаю это, — тут он резко вытянул ногу, словно давая кому-то пинка. Я был тогда слишком могуществен для любого человека, кроме себя самого, и потому только я сам мог нанести себе вред».
Я спросил Наполеона, заявлял ли он когда-либо следующее о качестве характера Меттерниха: «Одна или две лжи иногда бывают необходимы, но Меттерних весь создан изо лжи. От него ничего не услышишь, кроме лжи, лжи и ещё раз лжи!» Наполеон рассмеялся и сказал: «Это правда. Всё его существо состоит только изо лжи и интриг». Я спросил: а разве Меттерних не обладал способностями? «Никакими, — ответил Наполеон, — суммируя его характер, можно сказать, что он был только интриганом и лжецом.
Лорд Уитворт, — продолжал Наполеон, — после той знаменитой беседы со мной, во время которой я ни в коей мере не проявлял несдержанность, сказал, покидая комнату, что он был очень удовлетворен нашей встречей и очень доволен тем, как я любезно принял его, и высказал надежду, что всё будет очень хорошо. Об этом он поделился с некоторыми послами других держав. Через несколько дней после этого, когда появились английские газеты с его отчётом об этой встрече, проведённой мною якобы в состоянии сильнейшего гнева, этот отчет вызвал у всех немалое удивление; особенно у тех послов, которые, встретившись вновь с лордом Уитвортом, выразили ему свой протест, заявив: «Милорд, каким образом этот отчёт может считаться правильным. Вы же помните, что вы довели до нашего сведения, что были очень рады встрече и удовлетворены оказанным вам приёмом». Лорд Уитворт, не зная, что ответить, наконец, вымолвил: «Но этот отчёт также правилен».
Ваши министры никогда не публикуют правдивые факты, — продолжал Наполеон, — если бы этот губернатор не посылал никаких других отчётов о сражениях и других событиях, кроме тех, которые публикуются в газетах, то он бы считался предателем своей страны; так как почти все они лживы, подобно тем отчётам, которые составляются вашими политическими миссиями. Лживый отчёт направляется для того, чтобы представить его широкой публике, а затем сдать в архив; но секретный отчёт, содержащий правду и составленный для ваших министров, чтобы они действовали соответствующим образом, никогда не должен появляться на свет. Таким образом ваши министры, в случае запроса, сделанного парламентом, получают в своё распоряжение кипу документов из архива, готовых для того, чтобы представить их для рассмотрения и инспекции; из этого источника делаются выводы и принимаются решения. В этом случае, хотя содержание документов далеко от правды, министров нельзя обвинить в том, что они навязывают парламенту лживые утверждения, поскольку эти утверждения основываются на документах, официально переданных им из архива, и широкая публика и парламент получают полное удовлетворение. Составляются соответствующие справки, и всё выглядит убедительным, тем не менее основа всего является лживой. Вследствие того, что я так долго противостоял вашим министрам, никто так хорошо не знает их, как я. Ваша система представляет собой комбинацию лжи и правды. Ни в одном другом кабинете министров во всём мире так активно не практикуется макиавеллизм; и это потому, что вам приходится так много чего защищать, так много важных вопросов приходится оспаривать с остальной Европой, а также ещё потому, что вы обязаны давать объяснения собственной стране».