Голос сердца. Книга первая

Франческа осознавала, что с ролью хозяйки она справляется на сей раз не лучшим образом. Ноша ведения беседы легла на Катарин. Дело было не в том, что она сознательно выбрала этот стиль поведения, испытывая неловкость в присутствии Виктора. Все объяснялось гораздо проще — она чувствовала, что не может добавить к общему разговору ничего по-настоящему важного. Кроме того, Франческа была занята обслуживанием стола. Не проявляя невоспитанности, она тем не менее не была любезна с гостями в должной мере. С точки зрения самой Франчески, ее сегодняшнее поведение было непростительно.

Пытаясь исправить положение и включиться в общий разговор, она повернулась к Виктору и спросила:

— Вы собираетесь снимать здесь фильм?

Он был настолько удивлен, услышав ее голос, что на мгновение потерял собственный. Откашлявшись, Виктор ответил утвердительно. Франческа посмотрела на него с Дружелюбным интересом, и, воодушевленный, он продолжил:

— Я не только снимаюсь в этом фильме, но и впервые выступаю в качестве продюсера. Безусловно, это очень заманчиво — попробовать себя в новом амплуа.

Катарин, взгляд которой переместился на лицо Виктора в тот же момент, как он начал говорить, задержала дыхание, не осмеливаясь вставить ни слова и ожидая продолжения. Ее сердце гулко застучало в грудной клетке.

Виктор обдумывал, как продолжить свой монолог, когда Франческа заговорила снова:

— Не могла бы вы рассказать нам об этом? Или это большой секрет?

— Конечно, с удовольствием. Я собираюсь повторно экранизировать величайшую из когда-либо написанных на английском языке историй любви и надеюсь, что фильм дотянет до уровня книги, вошедшей в классику мировой литературы.

Ким воскликнул восторженно:

— Звучит очень волнующе! Что же это за произведение?

— Я собираюсь повторно экранизировать «Грозовой перевал». Мы начинаем съемки через два месяца — Виктор полностью расслабился, и самодовольная улыбка вновь тронула его губы. Он опять был на своем коне и чувствовал, что контроль над ситуацией перешел в его руки.

— История любви?! — вдруг быстро заговорила Франческа, удивленно уставившись на Виктора. — Господи, но «Грозовой перевал» — это вовсе не история любви! Это история ненависти, мести, жестокости и насилия. Но более всего — история мести! Как же вы беретесь определять ее, как историю любви! Это самое нелепое суждение из когда-либо слышанных мною.

Франческа произнесла эту тираду с такой страстью, что все буквально застыли от неожиданности. Кима речь сестры явно привела в замешательство. Виктор был совершенно оглушен. Лицо Катарин приобрело мертвенную бледность, хотя внутри у нее все кипело. На Виктора могло произвести большое впечатление это высказывание, особенно с учетом его авторства. Как огромное число американцев, он считал все английское классическим и доминирующим, даже диктатом в некотором роде. А Франческа говорила так убедительно, таким властным тоном! Что, если Виктор решит отказаться от проекта? «Проклятие», — подумала она и, боясь сказать какую-нибудь грубость, уставилась в свою тарелку. Катарин оставалось только молиться, чтобы все обошлось.

Первым пришел в себя Ким.

— Помилуй, Франческа, не слишком ли сильно сказано? И чудовищно грубо, если тебя интересует мое мнение.

Всякий раз, когда Франческе подворачивалась возможность поговорить об английской литературе, у нее появлялся не терпящий никаких возражений авторитарный тон. Киму и отцу это было давно и хорошо известно, и сейчас брат смотрел на Франческу пристальным осуждающим взглядом, надеясь вразумить сестру.

Но ее ответный взгляд был совершенно отсутствующим. Переведя глаза на Виктора, Франческа произнесла:

— Простите меня, пожалуйста. Я не хотела быть грубой, честное слово, — но, несмотря на примирительные слова, она не смогла до конца погасить в глазах вызов. — Боюсь, однако, что не могу просить прощения за свое мнение, потому что уверена в правильности своего понимания основной идеи книги. Кстати, эту точку зрения разделяют многие исследователи английской литературы и целый ряд известных критиков. Никто не оспаривает, что книга написана гением, но тем не менее это гимн смерти. Вы же знаете, что Эмилию Бронте всю жизнь преследовала навязчивая идея смерти. Однако, если вы не доверяете моему суждению, я буду счастлива предложить вам несколько книг об Эмилии Бронте и ее творении, а также критические эссе о «Грозовом перевале». Тогда, возможно, вы поймете, что это вовсе не история любви. Поверьте мне, это действительно так. Понимаете, я хорошо знакома с английской литературой и писала научное исследование по сестрам Бронте, поэтому я действительно знаю, о чем говорю.