Они были недалеко от Олбани. Дом был рядом с Берлингтонским пассажем и Королевской академией искусств, знаменитой картинной галереей. Олбани-хаус, фешенебельное здание на Пиккадилли-стрит, построенное лордом Мельбурном в 1770 году, было позже переоборудовано в жилой дом для богатых и превратилось в пристанище для английской аристократии и литераторов. Апартаменты, называемые обычно комнатами, а не квартирами, стали исключительно престижными местами обитания в последующие столетия, и те, кто жил здесь, считали это особой привилегией.
Норман провел Катарин через внутренний двор к стеклянным дверям здания. Она бросила на него взгляд и убедилась, что теперь, когда они добрались до места, он выглядит гораздо спокойнее. На входе их поприветствовал швейцар в униформе такого старинного образца, что можно было предположить, что он только что вернулся с битвы под Балаклавой.
Отделанный камнем холл был темным и безмолвным. Их шаги гулко раздавались в тишине.
Когда они добрались до двери квартиры Джона, Норман вставил ключ, и они вошли внутрь. Их спокойно приветствовала жена Нормана — Пенни, стоявшая в холле рядом с гостиной. Пенни — грациозная блондинка с приятными чертами лица — была бледна и явно озабочена, но она полностью контролировала себя.
— Ну что он, держится? — спросил Норман.
— Не слишком хорошо. У него очень нестабильное состояние. Но, к счастью, рука больше не кровоточит, — добавила Пенни, притворно бодрым голосом. Она кивнула в сторону гостиной. — Подождите здесь минутку, перед тем как войти к нему, я вас позову.
Войдя в кабинет, Катарин тотчас увидела, что Норман ни в малейшей степени не преувеличил, когда сказал, что квартира напоминает поле битвы. Он скорее приуменьшил последствия столкновения. «Похоже, здесь проходила крутая разборка», — сказала себе Катарин, поджав губы. Прекрасная комната, изысканностью и элегантностью которой она всегда восхищалась, буквально лежала в руинах. Две большие китайские фарфоровые лампы были разбиты, а их шелковые абажуры брошены в угол. Несколько маленьких античных столиков с отломанными ножками лежали на боку рядом с абажурами. Большое изумительной красоты венецианское зеркало, висевшее над камином из белого мрамора, было разбито. Трещина шла из середины вниз — видимо, в него что-то швырнули. Гордость Джона — коллекция китайских статуэток из жадеита — была безжалостно уничтожена. Осколки лежали на газете на круглом столике эпохи короля Георга, являя собой жалкое зрелище. Катарин показалось, что их невозможно будет восстановить. Бледно-голубой ковер был прожжен в нескольких местах сигаретами и залит красным вином. Несколько пятен от вина уродливыми кляксами расплылись на подушках дивана с обивкой из бледно-голубого бархата.
Катарин была потрясена. Совершенно очевидно, что Пенни или Норман пытались навести какой-никакой порядок, но от этого следы погрома стали еще более явными. Глаза девушки снова скользнули по комнате, и на ее лице отразилась боль.
— Как Терри мог допустить, чтобы это случилось? — крикнула она, повернувшись к Норману, стоявшему за ее спиной.
— Не знаю, — пробормотал он невнятно, — я тоже удивляюсь, как он дал ударить себя ножом.
Катарин мгновенно покраснела.
— О, прости, — сказала она, осознав, что ее фраза прозвучала так, как будто для нее ранение Терри гораздо менее важно, чем разбитые предметы. Она посмотрела на Пенни. — Ты сказала, что Терри еще плохо. Как ты думаешь, сможет он выйти на сцену сегодня вечером?
Пенни покачала головой.
— Я думаю, это было бы ужасно, Катарин. Я попыталась привести его в чувство, и, конечно, сейчас ему гораздо лучше, но настоящее похмелье еще впереди.
Норман тяжело вздохнул.
— Черт знает, что в этой ситуации делать. Теперь все зависит от тебя, Катарин. Возможно, тебе удастся убедить его не брыкаться и побыть дома хотя бы сутки. Ему нужно отоспаться и прийти в себя.
— Постараюсь, — ответила она. — Пойдем посмотрим, как он там? — Катарин вышла вслед за Норманом и Пенни из гостиной.
Норман внезапно остановился у двери в спальню на другом конце холла.
— Может быть, мне лучше предупредить его, что ты здесь, Катарин. Он не знает, что я ходил за тобой.
Норман зашел в спальню, а Пенни и Катарин остались перед приоткрытой дверью.
Они услышали сначала тихий голос Нормана, а затем разъяренный крик Терри.
— У тебя, придурка, что, совсем крыша поехала? Кто тебя просил делать это? Ты, педераст вонючий!
Норман шепотом пытался успокоить Терри, а затем повернул голову к двери и сделал женщинам знак войти в спальню. Катарин слегка заколебалась, прежде чем двинуться вперед, так как понимала, что Терри, скорее всего, был взбешен тем, что она увидит его в таком унизительном положении: повергнутый герой-любовник.
Пенни слегка подтолкнула ее, и ей пришлось сделать несколько шагов вперед. Внезапно она увидела Терри. Сердце Катарин упало, но ей удалось сохранить бесстрастное выражение лица и скрыть испытанный шок. Только с лица сбежала подготовленная улыбка.