Голос Тараса

На бугре у дороги лежит раненая лошадь. Высоко вздымается ее живот. Лошадь, вытянув шею, обнажила большие белые зубы. Почти рядом, у дороги, задрав кверху короткое дуло, стоит гаубица. Петлюровцы выпрягли из нее остальных лошадей и оставили орудие здесь. Они безразлично проскакивают мимо него по Крутому переулку, машут руками; ветер сбивает в сторону их пышные чубы. Промелькнуло еще несколько орудий, и наконец последняя четверка петлюровцев замыкает отступающую колонну.

Переулок сразу пустеет, делается тихим и знакомым.

Перед нашими глазами чернеет лишь туша околевающей лошади и оставленное орудие.

— Ты убил коняку. А пушка осталась! — сказал я Оське. Он не отвечает и молча смотрит в слуховое окно.

Стрельба утихла. Как незаметно прошло время! Ведь совсем недавно мы завтракали. В ремесленной школе, недалеко от Успенской церкви, остановился на постой советский кавалерийский полк.

Усталые красноармейцы в рваных гимнастерках проехали мимо наших окон на речку купать лошадей. Запыленные красноармейские тачанки стоят под оградой Успенской церкви. Каптенармусы раздают бойцам караваи ржаного хлеба.

Мы с Оськой подходим к обедающим красноармейцам. Они сидят группами на траве. Их деревянные ложки быстро постукивают по стенкам котелков с походным борщом.

В густом подорожнике под тачанками рассыпаны стреляные патронные гильзы. Подбираем. Из узких горлышек гильз еще кисло пахнет порохом.

— Где здесь яблок можно достать, а, ребятки? — спросил нас пожилой бородатый красноармеец.

Узнав, что груши он любит еще больше, чем яблоки, мы ведем его домой.

Повернули за угол. У петлюровской гаубицы собрались красноармейцы. Они впрягают в гаубицу лошадей.

Не утерпев, мимоходом я рассказываю бородатому красноармейцу, как Оська подстрелил петлюровского коня.

Я показываю красноармейцу на слуховое окно. Оно хорошо видно отсюда. Бородатый красноармеец с уважением смотрит на Оську. А Оська идет молча, суетливо подергивая плечами, и смотрит в сторону так, словно речь идет вовсе не о нем. «Чего он стесняется? — думаю я. — Вот тоже еще чудак! А может, он боится, что красноармеец отнимет наган?»

Когда мы подошли к калитке, красноармеец сказал: «Погодите, хлопчики», и быстро направился к своим товарищам.

Поравнявшись с одним из них, по-видимому командиром, рассказывает ему о чем-то, кивая головой то в нашу сторону, то вверх, на крышу.

Красноармейцы сразу повернулись. Они смотрят в нашу сторону. Даже не по себе стало от их внимательных взглядов. И захотелось удрать. Командир вместе с бородатым красноармейцем медленно подходит к нам.

— Это ты подстрелил лошадь? — спрашивает он у меня. Я вижу перед собой потное, обветренное лицо. Лоб в морщинках, как у моего отца.

— Не я, а Оська, — объясняю ему я, кивая на брата.

Тут советский командир прижимает к себе, как сына, моего брата, ласково гладит его по голове, а затем долго, как взрослому, жмет ему руку.

Вчетвером мы идем на огород. Трясем старую грушу. Желтые, спелые плоды падают на землю. Гости, согнувшись, ищут в кустах, под тыквенными листьями, в траве маленькие груши и бросают их в фуражки. Потом мы снова выходим на улицу.

Красноармейцы ведут нас к своим тачанкам. Бородатый и командир угощают грушами пообедавших бойцов и рассказывают им, как Оська подстрелил лошадь.

Бойцы окружают нас, расспрашивают, где наши родные, задают нам вопросы о городе, о том, где здесь можно купить табаку и на какой улице помещается баня.

— Батько швидко повернется, — утешает меня один из красноармейцев. — Штаб дивiзii iде позаду, а з ним i типографiя.

В полумраке я уже могу различить его лицо. Мы стоим у ограды; ветвистые церковные липы, бросая тень, еще больше сгущают сумерки.

— Вот, ребята, вам подарок! — сказал, подходя, командир и подал нам толстую тетрадь в бархатном мягком переплете.

— Это альбом марок. Коллекция, — объяснил он. — Здесь собраны почтовые марки всех стран света. Здесь есть Никарагуа и Парагвай. Мы этот альбом нашли у одного помещика. Берите его себе. Вы молодцы, добыли для нас пушку!

Дома при тусклом свете керосиновой коптилки мы долго перелистываем альбом. Диковинные разноцветные марки с головами каких-то королей, со львами и крокодилами наклеены на блестящих и плотных листах альбома.

Решив завтра получше рассмотреть подарок, мы укладываемся спать, и Оська прячет под подушку наш наган.

Ночью снова стучат в окно. Когда тетушка открывает дверь, я спросонья слышу знакомый голос.

Тетка зажгла лампу.

— Ну, как дела, богатыри? — улыбаясь, спрашивает нас отец, подходя к кровати и на ходу снимая шинель.

На голове у отца буденовка с красной звездой. Увидев знакомое скуластое лицо, я радостно спрыгиваю с кровати навстречу отцу, обнимаю его. За мной прыгает Оська.

Глухой ночью мы сидим всей семьей за столом и пьем чай с румяными сушками, которые привез нам в подарок отец.

Оська накинул себе на плечи большой тетушкин мохнатый платок и в нем похож на озябшую девочку.