Голос Вессема. Радиомолчание (СИ)

Коди, я пришла сюда, чтобы помочь тебе выбраться, чтобы ты не стал чудовищем, как те, что заперты в подвале Вессема. Сейчас, пока они будут искать моих сообщников, пока будут выжидать, чтобы ты чем-то себя выдал – беги. Я не смогла выяснить, чего хочет полковник Валлерт, но он лжет нам, лжет всем, они солгали про террористов в Юстани, и про Овсяную Горку нам тоже солгали, здесь происходит что-то очень плохое, и я думала, что смогу во всем этом участвовать ради нас обоих, я правда хотела, но я не смогла. Я люблю тебя. Всегда помни, что я люблю тебя.

А потом боль перешла в агонию, и я уже ничего не могла ему сказать.

***

Я пришла в себя от того, что на меня вылили ведро ледяной воды. Я закричала, не понимая, где я и что со мной, и тут же услышала окрик:

– Встать!

Мне показалось, что я все еще в тюрьме, и меня словно подбросило – вскочив, я развернулась лицом к стене, и только попытавшись заложить руки за голову, наконец осознала, где я. Я и забыла, как это, оказывается, больно – наручники.

Я ошалело вертела головой, не понимая, что делать, и наконец сфокусировала взгляд на тех, кто стоял на пороге моей камеры. Полковник Валлерт. Карим. Доктор Эйсуле. Доктор Ланге. Два незнакомых мужчины в форме без опознавательных знаков – держат в руках пистолеты, и это не парализаторы.

– Нейроимплант, – коротко сказал полковник Валлерт, обращаясь к доктору Эйсуле.

– А я вам говорю, что я отказываюсь работать в таких условиях! – сказала она раздраженно. – Пациент должен быть зафиксирован, и мне нужен ассистент, и здесь, простите, воняет…

– Работайте здесь! – повысил голос полковник Валлерт. – Юферев будет вашим ассистентом.

– Конечно. Поставьте сюда кресло, обеспечьте стерильность – и я буду работать здесь.

– Плевать на стерильность.

– А на мою безопасность? Она может вырваться, а ее несколько месяцев учили убивать, и наручники ей не помешают. Вспомните ту, вторую.

Несколько секунд полковник Валлерт и доктор Эйсуле смотрели друг на друга. Наконец полковник кивнул мужчинам с оружием, и я почувствовала, как меня хватают под руки.

Мы снова поднялись на лифте, черная полоса на стене сменилась на желтую, меня протащили по коридору, странно пустому, а потом я оказалась в комнате, половину которой занимало знакомое кресло с фиксаторами. Мне стало так жутко, что колени подогнулись. Мокрая одежда облепила тело, меня била крупная дрожь – не то от страха, не то от холода.

– Не надо, – прошептала я, глядя на доктора Эйсуле.

Пожалуйста, поспорь еще немного с полковником Валлертом, ты же его не боишься, убеди его не делать этого со мной!

Не обращая на меня внимания, она выглянула в коридор и рявкнула:

– Ольга!

Через несколько секунд появилась Олли – взъерошенная, заспанная.

– Спишь на дежурстве? – процедила доктор Эйсуле.

Олли помотала головой, потом заметила меня, и лицо ее приобрело растерянное выражение.

– Рета? – спросила она.

– Молчать! – сказал полковник Валлерт, и замолчали все. – У вас две минуты.

– Удаляем имплант, – сказала доктор Эйсуле.

– Обезболивающее… – начала было Олли, но доктор Эйсуле ее перебила.

– Ты же слышала – у нас две минуты.

Я часто дышала, открыв рот.

Фиксаторы защелкнулись, прижимая меня к креслу. Жесткий обруч сдавил голову, так что я не могла пошевелиться. На шею вылилось что-то холодное. Мышцы напряглись, стали каменными, я попыталась выгнуться, отодвинуться, хоть как-то отстраниться.

Я могла думать лишь о том, чтобы не показать, как мне страшно. Сохранить лицо. Не выглядеть жалкой и слабой. В голове звучали слова капитана Северин, которые я подслушала. Можно устроить истерику, а можно держаться с достоинством, вот и весь выбор.

Стояла ночь, и в желтой зоне Коди не было. Не могло быть.

Поэтому, когда доктор Эйсуле прикоснулась к моей шее и начала извлекать имплант, я не боялась, что мой крик его испугает.

Все закончилось быстро, осталась только головная боль, от которой я тихо поскуливала, и ощущение, что что-то течет по моей шее. Меня снова начало трясти от холода, щеки были влажными.

– Проверьте ее имплант, – сказал полковник Валлерт. – С кем она связывалась за последние три часа.

Я открыла глаза. Карим что-то делал, сидя перед монитором, по которому бежали ряды цифр.

– Ни с кем, – сказал он через минуту, повернувшись к полковнику Валлерту. – Последнее подключение – сутки назад, во время тренировки.

Взгляд, который он на меня бросил, был таким коротким, что я решила, будто мне показалось.

– Хорошо, – кивнул полковник. – В камеру ее.

***

Я лежала на полу, сжавшись, пытаясь хоть немного согреться, и вокруг моей головы было черное облако. Мне казалось, я его вижу, хотя в камере было темно – ни окон, ни щелочки, в которую мог бы пробиться свет из коридора. Но черное облако было – реальное, почти осязаемое, оно сопровождало меня с того момента, как доктор Эйсуле сняла металлическую пластинку с основания моей шеи. С тех пор я не могла сосредоточиться, не могла думать. Я даже не могла понять, почему Карим сказал, что я ни с кем не связывалась. Решил защитить меня? Или он сказал правду? Что, если разговор с Коди – плод моего воображения?