Голос Вессема

— Тут внизу поздние документы, самый конец войны. Сперва они пытались решить… проблему. То, что здесь называется «трансэмпатия» — я не совсем понял, но у каждого такого… ну, у каждого вот этого был оператор, который его контролировал. То ли специальные импланты были у обоих, то ли что-то еще. Но их эмоции связывались, и оператор не давал совсем уж сорваться во что-то нечеловеческое, пока этот, ну, работает, — Ди упорно называл их «эти», потому что непонятно было, как их, в самом деле, можно назвать. Не хотелось вспоминать термины времен Сражения при Караге. — А остальное время их держали вроде как в отключке.

— И? — спросил Теодор.

— И, — нехотя продолжил Ди, — тут внизу протоколы от пятнадцатого мая шестьдесят третьего. А вот последняя папка в этом шкафу — от двадцатого июня.

— Ну и? — поторопил его Теодор.

— Радостокское соглашение, — ответила я вместо Ди.

Теодор все еще молчал, и я прикрыла глаза и зачитала по памяти отрывок расширенного курса по истории Гражданской войны:

— Двадцатого июня шестьдесят третьего в Радостоке лидер Альянса Свободы Феникс Фогараши и глава Северного союза Микаэль Виртанен подписали соглашение о запрете на радикальные модификации тела. Фогараши выступил с речью, впоследствии известной как Манифест Феникса. Военные врачи и ученые Правительства Станислава Галаша, в частности, Денеш Ковач, Лео Вук, Драгослава Вранич, Эва Катона и Александр Местер, были осуждены и признаны виновными в бесчеловечных экспериментах над военнопленными и мирными гражданами. Северный союз поддержал Альянс, и исход войны был предрешен. Через три месяца состоялся суд над лидерами…

— Да чтоб мне сдохнуть, — перебил меня Теодор.

— Короче, пока Фогараши толкал речугу, доктор Амелия Лукаш вовсю сворачивала проект «Эхо», — резюмировал Ди. — Свернули всех, и операторов, и этих. Чего тянули-то, непонятно.

— Они ждали, — поняла я. — Смотрели, наверное, прямой эфир. Я не знаю, там был прямой эфир? Или ждали звонка. Чтобы убедиться, что Северный союз точно за нас впишется и они… вот эти… Измененные… не понадобятся. Я хочу на воздух.

Оттолкнув Теодора, я кинулась к выходу из лаборатории, опасаясь, что меня стошнит. Пробежав по коридорам и каким-то чудом не заплутав, я протиснулась через щель в стене, ободрала локти, наконец оказалась снаружи и села прямо на землю.

Солнце было еще высоко — мы провели в лаборатории часа три, не больше. А казалось, что месяц. Я включила сканер, поводила из стороны в сторону — бессмысленные действия вообще успокаивают — и тупо уставилась на пустой экран.

— Не хочу обратно, — сказала я.

И совсем не удивилась, что из-за спины раздался голос Ди:

— И не надо. Теодор там дальше один разберется.

— Ди, что здесь происходило? — спросила я, не оборачиваясь. — Что они сделали с этими людьми? Для чего они использовали этот нейротоксин, а?

Ди покачал головой.

— Я не знаю. Но мы во всем разберемся, обещаю.

— А операторы? Если кто-то контролировал их… Значит, вот это все в Караге… Нам говорили, что Измененными невозможно было управлять, что они никому не подчинялись, что Галаш создал оружие, с которым сам не смог справиться, но на самом деле это сделали обычные люди, да? Не какие-то ненормальные Измененные? И почему там поверх наклейка Альянса Свободы? У Альянса ведь не было Измененных? Значит, после Караги они их… забрали себе? А потом просто убили, когда они стали не нужны?

За спиной раздалось сопение, и к нам присоединился Теодор, который явно не собирался ничего делать один.

— Знаете, вообще-то мне тоже от всего этого не по себе, — заявил он возмущенно и повернулся к Ди, полагая, что совместные разбор документов Амелии Лукаш их сильно сблизил. — Нельзя все бросать на полпути. В этом кабинете еще много важного. Может, вскроем второй шкаф, а Рита пока тут посидит?

Я сжала кулаки и обернулась. Я ему сейчас череп вскрою!

— Самое главное ты уже сделала, — заявил Теодор, не успела я рот открыть, — привела нас сюда. Теперь можешь отдохнуть, пока мы сделаем остальное. Это важнейшие данные, мы должны собрать все, что только возможно.

— Ты бы притормозил, — посоветовала я, снова отворачиваясь к экрану сканера.

— А в чем я не прав? — вдруг завелся Теодор. — Время перед Гражданской — это невероятное время, хоть ты это вряд ли понимаешь. Потом медицина изрядно просела. Если мы достанем довоенные данные, то сможем вылечить что угодно, сможем сконструировать новые импланты… Нет сейчас ничего более важного, чем эта лаборатория!

Кару тоже так говорил. Про Гражданскую, про науку и все такое. Только звучало это как-то иначе.

Я встала и повернулась как раз вовремя, чтобы увидеть, как Ди сгребает Теодора за грудки.

— Довоенные данные тебе? — процедил он. — Лабораторию?

— Ты что творишь? — возмутился Теодор, пытаясь разжать его пальцы.

— Они конструировали долбанных киборгов! Ты вообще смотрел на эти фотографии? А на подписи ты смотрел?! Это лаборатория Альянса, а половина документов в ней почему-то подписаны «Э. Катона» — ничего тебе не подозрительно? Какие, твою мать, ты хочешь отсюда импланты?!