Голос внутри меня

Закончив растяжку, Мария оглядела холмы. Ярко-зеленые, они вершинами утыкались в сумрак; редкие деревья возвышались над плотным кустарником, напоминая одиноких солдат. Огромный клок тумана уже взобрался на вершину кряжа и норовил сползти в долину. Марии хотелось измотать себя физической нагрузкой, пробежать по дороге, которая резко поднималась вверх, к вершине, и вела к противоположному склону, уходящему к Пасифике и океану. Только таким образом она смогла бы выжечь свою тревогу. Мария сунула в уши наушники и открыла плей-лист. В последнее время она была одержима Элли Голдинг[60]. Включив «Моя кровь», она побежала к заповеднику. Музыка, звучавшая в ушах, отсекала все звуки.

Пробежки были для Марии терапией. Многие бегуны во время бега очищают мозги, думая только о темпе и дыхании, но Лопес брала с собой всю свою жизнь. Сейчас она думала о Джереми. Она жена, певица, актриса и сотрудник благотворительного фонда, но превыше всего – мать Джереми. Он для нее все. Мысль о том, что она может оказаться в списке Руди Каттера, испугала ее не из-за того, что что-то может случиться с ней. Ею овладел дикий страх выпасть из жизни сына. Не видеть, как Джереми взрослеет. Не видеть, как он учится в школе, занимается спортом, танцует и ухаживает за девочками. Не узнать, чем он станет заниматься и где будет жить. Его будущее для нее важнее, чем ее.

Мария увеличила темп, убегая от ужаса, что владел ею весь день, и чуть не плача от облегчения. Щупальца тумана вились вокруг ее рук и ног, как лианы в джунглях. Она ощутила, как в заднем кармане шортов завибрировал телефон, но решила не сбиваться с ритма. Стоит остановиться на подъеме вверх, и темп бега уже не восстановится. Наверху тот склон кряжа, что спускался к океану, был затянут туманом. Она бежала вверх в ничто, и о том, что вершина достигнута, она узнала по тому, что земля под ногами наконец-то стала ровной.

Наверху туман, серебристый и непроницаемый, клубился, будто живое существо, постоянно меняя форму. Лопес побежала на запад, к океану. На этом участке тропа шла по ровной поверхности, но асфальта на ней уже не было, и Мария сбавила темп, чтобы не подвернуть ногу на каком-нибудь выступающем из земли валуне. По обе стороны от тропы рос плотный кустарник, а туман, как всегда, создавал ощущение затерянности и одиночества. Однако это не пугало ее. Она много раз бегала по этой тропе.

Мария думала о наступающем вечере. Няня уйдет, и в доме останутся только она и Джереми. Она достанет свою гитару и попоет для сына. Это крохотный кусочек прошлого, от которого она не отказалась отчасти для себя, а отчасти для него. Интересно, гадала она, пройдут годы, но сожмется ли у Джереми сердце, когда он услышит по ретрорадио какую-нибудь песню Элли Голдин? Попытается ли он вспомнить, где он ее слышал раньше и почему она напоминает ему о маме?

В кармане завибрировал телефон и переключился на голосовую почту. Наверное, это Мэтт звонит из Малайзии, или из Сингапура, или из какого-то другого места. Ничего, он поймет. Пробежка – это свято, нельзя прерывать бег.

Когда тропа пошла под уклон, Мария наконец-то остановилась. Если бы она побежала дальше, тропа привела бы ее к шоссе номер один недалеко от Пасифики. Пора было возвращаться домой. Мария двинулась в обратный путь, погруженная в мир, который простирался всего на несколько футов вокруг нее. На перекрестке тропа расширилась, и Мария поняла, что бежит по тому участку, что тянется вдоль вершины кряжа. Джереми всего в миле от нее, у подножия холма.

Местность здесь была открытой. Недалеко стоял монумент, отмечавший место, откуда испанские первопроходцы впервые увидели залив Сан-Франциско. Мария решила ненадолго перейти на шаг. Она вынула из ушей наушники. Туман вдруг стал выделывать трюки с ее зрением. Она видела странные вещи и не знала, насколько они реальны. То ей казалось, будто ее окружает огромный рой оранжевых бабочек-монархов. А то – будто она стоит на краю пропасти, которой тут не могло быть. Так Лопес, застыв, словно громом пораженная, простояла несколько минут, прежде чем ей удалось убедить себя в том, что все это иллюзия.

Неожиданно из тумана появилось лицо.

На тропе, футах в десяти, стоял мужчина в джинсах и черной толстовке с капюшоном. Его рук видно не было. Он смотрел на нее неподвижным, мертвым взглядом. И вдруг исчез так же быстро, как появился. Лицо растворилось в налетевшем облаке тумана. Однако Марии хватило этого короткого мгновения, чтобы узнать его.

Лицо, появившееся и исчезнувшее, принадлежало Руди Каттер.

Он здесь.

Марию пробрал озноб, но не от холода, а от страха. Она инстинктивно сделала шаг назад и ступила в чахлую поросль у тропы. Под кроссовкой треснула ветка. Мария говорила себе, что это еще одна иллюзия, созданная туманом. Каттер нацелился не на нее; он охотится за другой женщиной. Так сказала полиция.

Мария прислушалась, но ничего не услышала. Она была одна.

А одна ли?