Голос вождя

— Его имя — Рейнхард, фамилия — Гелен. Звание ты правильно запомнил — полковник. Работал в немецком генеральном штабе, был личным адъютантом начштаба генерала Франца Гальдера. Участвовал в разработке плана «Барбаросса». В настоящее время занимает должность начальника отдела генштаба, который занимается армейской оперативной разведкой на советско-германском фронте. Его служба работает параллельно с другими фашистскими спецслужбами — Абвером адмирала Вильгельма Канариса и политической разведкой Вальтера Шелленберга. Это очень умная сволочь. Поймал я его на любви к фатерлянду — ему не понравилось будущее Германии, о котором я ему подробно рассказал. У них случится засилье приезжих из Африки и Ближнего Востока, а канц-лером будет баба. Ты пиши, пиши, Серега! Не надо на меня так смотреть! — улыбнулся я. — Передашь эту биографическую справку наркому, а уж товарищ Берия сам сообразит, что мои слова про будущее означают — он в курсе!

Серега, по-юношески высунув кончик языка, старательно записывал.

— И вот еще что: пусть тот, кто пойдет с ним на контакт, назовется Максом Отто фон Штирлицем! — пошутил я.

— А как это пишется? — оторопел Сергей. Я продиктовал по буквам. Наметов тщательно зафиксировал и поднял голову от блокнота. — Что-то еще?

— Насчет пойманного мной командира диверсантов… Поручик Птицын, он же гауптман Фогель… — призадумался я. — Вы его, конечно, пробейте до донышка — он, сука, должен много знать. Но вот потом… потом было бы неплохо его отпустить!

— Как отпустить?!! — ошалело спросил осназовец.

— Побег ему организовать, но так, чтобы он был уверен, что сбежал сам! — припечатал я. — Прострелить ему при этом какую-нибудь часть тела для достоверности, но аккуратно — так, чтобы он до своих хозяев добежать сумел, но бойцом бы уже не был!

— А… зачем? — после довольно долгой паузы спросил Наметов.

— Видишь ли, Серега… Я этому гаду такой качественной лапши на уши навесил, что он, если вернется и эту пургу своим начальничкам в уши вдует, поднимет неслабый переполох в немецком разведсообществе. При этом сам будет искренне считать мое вранье истинной правдой — ведь я давал ему информацию в условиях, исключающих хоть какой-то подлог и двойную игру.

— Понял… — медленно произнес Сергей. — Но это, конечно, на усмотрение наркома!

— Ну все! — устало потянулся я. — Вроде все дела переделал… Давай еще по пять капель и пойду я спать!

Наметов разлил по стаканам остатки водки, и мы молча выпили, поминая павших товарищей.

— Как ваши раны, тащ комиссар? Не беспокоят? — участливо спросил старший лейтенант.

— Беспокоят, но вполне терпимо! — ответил я.

Действительно, после укола каким-то обезболивающим и двухсот грамм водки боли я почти не чувствовал. Пожилой уставший врач на вокзале прочистил и зашил небольшое пулевое отверстие на бедре, а на вчерашней ране просто поменял повязку.

— Ладно, дружище, пойду я!

И я снова крепко пожал Наметову руку. Так, словно видел его в последний раз.

Было у меня предчувствие, что и в этот раз мне не удастся доехать до Сталина. Поэтому я уже и не переживал — вернулся в свое купе, рухнул на полку, сунул под голову свернутое одеяло, закрыл глаза — и как растворился.

Снилась какая-то муть — вроде как я устроился на приборостроительный завод, хотя ни черта не понимал в производстве авиационных гирокомпасов, и это ощущение неумехи, занявшего чужое место, преследовало меня. А разбудил сильный толчок.

Вагон качнуло, и в то же мгновение стекла в окне вышибло близким взрывом. Пыль и дым ворвались в купе, мигом лишая его приватности и уюта.

Света вскрикнула, подскакивая.

— Осторожно! — громко сказал я. — Стекло!

Сморкалова встряхнула одеяло, и осколки осыпались на пол. Я последовал ее примеру, встал и выглянул в окно — уже рассвело, поезд несся вдоль сплошной стены деревьев. Взглянув вверх, я обнаружил в небе силуэты нескольких самолетов — двухмоторные «Юнкерсы-88», — никакие лаптежники-пикировщики наш поезд уже бы не догнали — у них боевой радиус не более 400–500 километров. Один за другим бомбардировщики заходили на поезд и сбрасывали бомбы в пологом скольжении. Мимо! Мимо! Еще раз мимо! Бомбы рвались рядом с полотном дороги, разворачивая насыпь и засыпая вагоны осколками, но поезд продолжал мчаться дальше. Видимо, попасть в движущуюся цель не так-то просто!

Счетверенные «максимы» палили по немецким самолетам с пары платформ, но без особого проку.

Говорят, что СВОЮ пулю (снаряд, бомбу) не увидишь и не услышишь. Странно: я увидел и услышал — сначала свист, потом треск. Треск послышался, когда она проломила крышу вагона, и вот тут я ее увидел — тупоносая черно-серая дурища пролезла точно между мной и пытающейся натянуть сапоги Светой. А потом просто была яркая вспышка. Боли не было — я не успел почувствовать, как меня рвет на куски.

И навалилась тьма.

Последней мыслью было: ребят-осназовцев, набившихся в соседние купе, жалко!

Глава 8

9 сентября 1941 года, СССР, Подмосковье, Монино