Голос Вселенной 1996 № 6

Приспосабливаться не умею,
Прилипалой быть не могу.
Но от подлости я немею.
И слабо дать сдачи врагу.
Враг ли? Вроде не враг –
улыбается,
Речи теплые говорит.
Его слушаешь – умиляешься,
Отойдет – и нутро болит.
На свете подлости в достатке.
Добра нехватка – это да!
Но разберемся по-порядку –
Намного меньше ли добра?
Ведь даже самый «нехороший»
Хорош для близких и друзей.
А молодец во всем пригожий,
Для недругов своих – злодей.
Так кто есть кто? Необъясним
Круговорот добра и зла –
Вчера с одним,
Сейчас с другим,
А завтра вдруг –
с тобой беда!

* * *

Колодец, улица кривая,
десяток полинялых крыш,
и небо без конца и края,
и ты – одна под ним стоишь,
и теребишь конец косынки
как небо ярко-голубой,
и крыши, выцветшие льдинки,
плывут по небу над тобой.

* * *

Я вдруг заметил, что планета
Не взрослыми заселена,
А лишь детьми,
их добрым светом,
Лишь им на откуп отдана.
Мир стал теперь добрей и ближе
И дети всей большой Земли –
я чувствую, я это вижу –
Мои,
мы из одной семьи.

Вопросительное

Чего-то, может, я не понял?
Ну, значит, позже разберусь:
Еще, быть может, будет проблеск
Судить с налету не берусь.
И закавыка остается,
А с нею вместе – миражи.
Мне жизнь опять в лицо смеется:
Ты прав? Попробуй, докажи!

* * *

На колени встану пред иконой.
Не сочтите иноком меня.
Через все заслоны и препоны
Греюсь у небесного огня.

Александр Чернобровкин

Денница

На безоблачном небе, сплошь усеянном звездами, яркими и ядреными, красовался молодой месяц, молочно белый и словно набухший от росы, которую, наливая взамен серебристым сиянием, впитывал из цветов, листьев и травинок на лесной поляне, посреди которой выстроились полукругом двенадцать девушек-погодков, голубоглазых и со светло-русыми волосами, заплетенными в косу: у старшей – длиной до середины бедер и толщиной в руку, у следующих – все короче и тоньше и у самой младшей – хвостик, перехваченный ленточкой. Одеты они были в белые просторные рубахи до пят с вытканной на животе золотыми нитками головой Дажь-бога – густые, нахмуренные брови, наполовину скрывающие глаза, способные испепелить переполняющей их злобой, широкий нос с вывороченными ноздрями, казалось, учуявшими врага, сурово сжатые губы, не ведающие жалости и сострадания, и вздыбленные пряди волос, обрамляющие, как языки пламени, круглое лицо. Перед дюжиной красавиц замерла, склонив наголо стриженную голову, двенадцатилетняя девочка, обнаженная, с худеньким, угловатым телом и едва проклюнувшейся грудью.