Голос заботливого предостережения

В житии отца Ефрема Катунакского приводится его наставление: «Старец стоит выше церковноначалия, и если твой старец не разрешил тебя от своего слова, то вся Церковь уже не сможет этого сделать». В этих словах кроется серьезнейшая ошибка! Понятно, что вышеуказанные слова старца Ефрема подразумевают случаи, подобные тому, какой рассказывает святой Феодор Студит в своих «Огласительных поучениях». Согласно свидетельству преподобного Феодора, некий старец запретил своему ученику вкушать хлеб, доколе тот не исполнит некоторое послушание. Но в то время как послушник исполнял повеленное ему, старец скончался, так что наложенная епитимья осталась неразрешенной. И никто из отцов не посмел разрешить связанного запрещением. Но как он, связанный на земле, был связан и на небе, то даже Патриарх Константинопольский - святитель Герман - вместе с Собором не посчитали возможным снять эту епитимью, так что монах вынужден был пребывать до смерти без вкушения хлеба и питаясь лишь овощами[1]. Однако никоим образом из этой истории не следует вывод, будто «старец стоит выше церковноначалия». Как уже говорилось, высшая и совершенная форма послушания подразумевает то, что послушник ожидает из уст старца слышать веления Божии. Почитая старца своего святым, подвижник должен веровать, по слову святого Иоанна Пророка, что «Святый Дух не может солгать, вещая, как Ему угодно, устами святых Своих… Если же не верует, что Бог говорит устами вопрошаемого, то таковой считается неверным и давно уже осужден»[2]. Понятно, что такие совершенные отношения как требуют всецелой самоотверженности от ученика, так и налагают высочайшую ответственность на старца, которому явлено столь глубокое доверие. В таком случае запрет или повеление старца воспринимается не как человеческое произволение, но как воля Божия: «связанный на земле» старцем «был связан и на небесах». Если бы отцы или Патриарх с Собором дерзнули отменить запрещение старца, то этим посягнули бы на самый основной принцип послушания, когда за избранным наставником видится сам Бог. Сама Церковь, установившая этот священный закон, конечно же, не станет его отменять: однако это не означает, что старец может иметь авторитет больший, чем Церковь или церковноначалие. Ведь и благодать учительства, и дар руководства ко спасению подаются только в самой Церкви! Апостол свидетельствует: иных Бог поставил в Церкви, во-первых, апостолами, во-вторых, пророками, в-третьих, учителями (1 Кор. 12, 28), указывая на то, что дары эти даются именно в Церкви Христовой. Новомученик Михаил Новоселов пишет, что мудрость и ведение «никому не дается полностью и никому не дается лично, потому что лично мы ничего собственного, своего, не имеем, кроме греха. Дается ведение только по мере участия в Церкви, потому что ведение само принадлежит только ей одной, Церкви Христовой, получившей с самого начала все в полности»[3]. Кроме того, слова отца Ефрема отнесены к старцу, который находится вне Церкви. При этом ученику его «свыше» было открыто, где истинная Церковь, было свыше указано и то, что необходимо в нее вернуться. Но старец требует, чтобы послушник отошел от Церкви, вернулся в раскол, дабы упокоить его старость. Здесь человеческое явно предпочтено Божиему, это и есть как раз тот случай, когда наставник приводит вверенную ему душу к себе, а не ко Христу. Здесь отвергнуто наставление отцов: «…хотя бы и весьма был известен или чрезмерно славен препятствующий исполнять заповеданное Господом, или советующий делать запрещенное Им, всякий любящий Господа должен такового бегать и гнушаться им»[4].

Заметим, что в сравнении с понятиями о старчестве современных афонских отцов святитель Феофан Затворник придерживался гораздо более скромного определения того, что «подлежит ведению» старцев в современных ему обителях. Так, давая советы некоему старцу, святой отец пишет: «Об обязанностях старчества я всегда был той мысли, что сюда относится только откровение помыслов и смущения и разрешение их, или, лучше,- разъяснение, как быть. Коль же скоро из того, что открывает брат старцу, нечто встретится такое, что требует исповеди и таинственного разрешения, то в этом надо отсылать к духовнику… Говорите: “Старцу приходится разрешать, наказывать”. Мне думается, что старцу не следует ни разрешать, ни наказывать. Его дело рассудить и определить состояние ученика, разъяснить ему, как дошел до худа, и указать способ, как на будущее время избегать этого, и как погасить страсть, от которой произошло дело, и - помолиться. Старец - советник, а не судья и не каратель. Его дело - пожалеть и воодушевить, предав брата благодати Божией… Разрешение старцево не имеет разрешительной силы, свойственной таинственному разрешению. Это принадлежит духовнику… Какую имеет силу старчество? - Великую и превеликую, только вся она не юридического свойства, а нравственного - советы, разъяснения, воодушевления, молитвы. Долг старца, чтобы всякий ученик отходил от него как бы обмытый, как бы искупавшись…»[5].