Голос земли. Легендарный бестселлер десятилетия о сокровенных знаниях индейских племен, научных исследованиях и мистической связи человека с природой

Наш семейный ритуал проходил обособленно, но он подпитывался той же связью с землей, основанной на уважении и благодарности. Теперь круг, очерченный вокруг нас, стал больше, охватывая целый народ, которому мы снова принадлежим. Но все равно вместе с приношением мы так же произносим: «Мы здесь». И в конце я в очередной раз слышу, как земля тихо бормочет про себя: «О, вот те, кто знает, как нужно благодарить». Сегодня мой отец может произнести свою молитву на родном языке. Но первой была фраза: «Для богов Тахавуса», произнесенная так, что я всегда буду ее слышать.

Присутствуя при настоящих древних ритуалах, я поняла, что наше приношение кофе было не устаревшим обычаем, просто это было нашим собственным обрядом.

Во многом тому, кто я есть и чем занимаюсь, я обязана тому приношению моего отца у озера. И каждый мой день начинается со слов благодарности начинающемуся дню, напоминающих ту самую фразу: «Для богов Тахавуса». Моя деятельность эколога, писателя, матери и связующего звена между научным и традиционным способами познания, каким я являюсь, произрастает из силы этих слов. Они напоминают мне о том, кто мы такие, о наших дарах и нашей ответственности за эти дары. Ритуал – это способ единения с семьей, своим народом, с родной землей.

Наконец-то я поняла смысл приношения богам Тахавуса. Для меня это единственная вещь, которая не была забыта и которая не могла кануть в Лету: знание того, что мы принадлежим этой земле, что мы люди, которые знают, как благодарить. Это знание поднялось из самых глубин кровной памяти, знание, которое земля, озера и духи хранили для нас. Годы спустя, уже имея свой ответ на этот вопрос, я спросила отца: «Как возник этот ритуал? Ты узнал о нем от своего отца, а он – от своего? Неужели он идет еще с тех времен, когда наш народ плавал на каноэ?»

Отец надолго задумался, а потом ответил: «Нет, не думаю. Просто это то, что мы делали. И это казалось нам правильным». Вот и все.

Однако через несколько недель, когда мы снова заговорили, отец сказал: «Я думал о кофе и о том, как мы начали отдавать его земле. Ты знаешь, что это был сваренный кофе. Там нет фильтра, и если он сильно кипит, то гуща пенится и застревает в носике кофейника. Так что первой чашкой, которую ты наливаешь, ты пробиваешь эту пробку, и этот кофе уже испорчен. Думаю, что поначалу мы делали это, чтобы прочистить носик». Это было все равно как узнать, что вода так и не превратилась в вино: все слова о благодарности, вся эта история о памяти народа сводились на нет – просто к способу слить кофейную гущу?

«Но, знаешь, – добавил он, – так было не всегда. Началось все именно с этого, но потом превратилось во что-то иное. Это стало своего рода проявлением уважения, способом выразить свою благодарность. Одним прекрасным летним утром, я надеюсь, и ты испытаешь от этого радость».

В этом, я думаю, и заключена сила ритуала: она объединяет обыденное и священное. Вода превращается в вино, а кофе – в молитву. Материальное и духовное сливаются воедино, как смешивается кофейная гуща с черноземом, как поднимается и соединяется с утренним туманом пар, идущий от чашки кофе.

Что еще ты можешь предложить земле, у которой есть все? Что еще ты можешь дать ей от себя лично? Семейный ритуал – это то, что помогает обрести свой дом.

Астры и золотарник

Девочка на фотографии держит дощечку со своим написанным мелом именем и словами: «Класс 75-го года». У этой девочки смуглое лицо, длинные темные волосы и очень черные проницательные глаза, которые неотрывно смотрят на тебя. Я помню тот день. На мне была новая клетчатая рубашка, подаренная родителями, – наряд, который я считала традиционным для егерей. Когда спустя годы я смотрела на этот снимок, для меня он был загадкой. Я ведь помню, как ликовала, когда поступила в колледж, но на лице девочки на фото нет ни малейшего намека на радость.

Я заранее подготовила все ответы для собеседования. Я хотела произвести хорошее впечатление. Тогда в лесничестве почти не было женщин, и уж точно ни одна из них не была похожа на меня. Преподаватель, проводивший собеседование, взглянул на меня поверх очков и спросил: «Итак, почему вы выбрали профильным предметом ботанику?» Его карандаш замер над листком с моей анкетой.

Что я могла ему ответить? Как я могла объяснить ему, что я родилась ботаником, что в коробках из-под обуви под кроватью я храню семена и засушенные листья, что я всегда остановлю свой велосипед, если замечу неизвестный мне вид, что все мои мечты связаны с растениями и что они просто выбрали меня? И я сказала ему правду. Я гордилась своим хорошо продуманным ответом, его изысканностью, хотя подобная уловка первокурсницы была очевидна и заключалась в стремлении показать, что я уже знала названия некоторых растений и ареал их обитания, глубоко понимала их природу и была явно хорошо подготовлена к учебе в колледже.