Когда я училась в магистратуре в Висконсине, нам с моим тогдашним мужем посчастливилось получить работу смотрителей в университетском дендрарии. В обмен на предоставленное нам жилье – маленький домик на окраине парковой зоны – мы должны были совершать ночные обходы, проверяя, надежно ли заперты все двери и ворота, прежде чем погрузить цикад в полную темноту. И только однажды свет в садовом ангаре оказался невыключенным, а дверь открытой. Ничего страшного не случилось, но, пока мой муж осматривал все вокруг, я стояла и от нечего делать просматривала доску объявлений. Там была газетная вырезка с фотографией великолепного американского вяза, который был назван чемпионом среди своих сородичей, самым крупным представителем данного вида. У него было имя – вяз Старый Луи.
Мое сердце учащенно забилось, и я поняла, что мой мир скоро изменится, так как я знала имя Старый Луи всю свою жизнь, и теперь передо мной было его лицо, смотрящее на меня с газетной вырезки. Это был наш предок-потаватоми, тот, который прошел весь путь от лесов Висконсина до канзасских прерий вместе с моей бабушкой Ша-Нойт. Он был лидером, тем, кто заботился о людях в тяжелые времена. Дверь ангара из моего детства осталась приоткрытой, в нем горел свет, освещая мне путь домой. Это было началом долгого и медленного возвращения к своему народу, который позвал меня с помощью дерева, что росло на его костях.
Чтобы пойти дорогой науки, мне пришлось сойти с тропы древних знаний туземцев. Но у Вселенной есть способ направлять нас. Вдруг ни с того ни с сего пришло приглашение на собрание местных старейшин, где они делились традиционными знаниями о растениях. Одну женщину из племени навахо, которая ни дня не проучилась на ботаническом факультете, я не забуду никогда. Она говорила часами, и я ловила каждое ее слово. Одно за другим она называла имена растений из ее долины: где обитает каждое из них, когда цветет, каких выбирает соседей и кого считать их родственниками, кто им питается или выстилает свои гнезда, какие из них целебные. Женщина также поделилась легендами, связанными с этими растениями, и мифами об их происхождении: как они получили свои имена и что они хотят до нас донести. Она говорила о красоте.
Ее слова подействовали на меня как нашатырь. Я словно пробудилась, вспомнив то, что знала в детстве, в ту пору, когда еще собирала землянику, и осознала, каким поверхностным было мое представление о мире. Ее знания были гораздо глубже и шире, они были всеохватывающими. Уж она-то могла бы все объяснить про астры и золотарник. Для новоиспеченного доктора наук это было унизительно. Эта встреча стала началом моего возврата к тому, иному способу познания, который я позволила вытеснить науке. Я чувствовала себя оголодавшей изгнанницей, приглашенной на пир, где все блюда пахли травами моей родины.
И вот, завершив круг, я вернулась к тому, с чего начала, – к вопросу о красоте, ко всем тем вопросам, которыми наука не задавалась не потому, что они не имели значения, а потому, что научные методы как способ познания слишком узки для решения этой задачи. Если бы беседовавший со мной преподаватель был настоящим ученым, он бы ответил на мои вопросы, а не отмахнулся от них. Он же вместо этого предложил мне клише: красота – в глазах смотрящего, а поскольку наука разделяет наблюдающего и наблюдаемое, то красота по определению не может быть предметом научного изучения. Мне надо было сказать ему, что мои вопросы выходят за рамки науки.
Что касается того, что красота – в глазах смотрящего, он был прав, особенно в отношении пурпурного и желтого. Восприятие цвета у людей зависит от ряда специальных рецепторных клеток – колбочек и палочек сетчатки глаза. Функция колбочек – поглощение света разных по длине волн и передача информации в зрительную зону коры головного мозга для расшифровки. Видимый цветовой спектр – радуга цветов – достаточно широк, поэтому, чтобы различать цвета, лучше всего не передавать эту функцию одной колбочке, а использовать несколько «специалистов», каждый из которых идеально настроен на поглощение волн определенной длины. Условно можно выделить три вида клеток. Один вид лучше распознает спектр волн красного цвета, другой – голубого, а третий оптимально воспринимает пурпурный и желтый.
Человеческий глаз идеально настроен на то, чтобы различать эти цвета и посылать сигнал в мозг. Это не объясняет, почему я воспринимаю их как красивые, но объясняет, почему данная комбинация приковывает мое внимание. Я спрашивала своих приятелей-художников о магии сочетания пурпурного и золотого, и они отослали меня прямо к цветовому кругу: эти цвета, различные настолько, насколько это вообще возможно, – взаимодополняющие. В палитре они оживляют друг друга, когда находятся рядом, – достаточно всего лишь одного мазка. В трактате 1890 года о восприятии цвета Гете, который был не только поэтом, но и ученым, писал, что «диаметрально противоположные цвета… это те, которые