Голоса

— Послание от ганда Ансула поэту Орреку Каспро, — сказал альд.

— Ну?

Офицер как-то странно посмотрел на старика, но все же довольно вежливо поклонился и сказал:

— Ганд желает, чтобы поэт Каспро прибыл к нему во дворец завтра в полдень.

Гудит коротко кивнул и повернулся к нему спиной. Я тоже отвернулась — якобы чтобы поднять с земли котенка. Я сразу узнала эту элегантную гнедую кобылу.

— Эй, Мем, — окликнул меня кто-то. Я так и застыла. Неохотно обернувшись, я увидела перед собой Симме. Офицер уже задом выводил свою кобылу в ворота, потом что-то крикнул Симме, развернулся и поехал прочь, а Симме помахал ему рукой.

— Это мой отец, — сказал он мне с гордостью. — Я попросил его взять меня с собой. Мне хотелось посмотреть, где ты живешь. — Улыбка медленно сползала с его лица, потому что я, не говоря ни слова, продолжала смотреть на него в упор. — А дом у вас и впрямь очень большой… громадный даже… — пробормотал он. — Даже больше, чем дворец ганда. Наверное… — Я молчала и по-прежнему смотрела прямо на него. — Я таких больших домов никогда и не видел.

Я невольно кивнула. И он сразу приободрился и спросил:

— Это что у тебя?

Он наклонился над котенком, который вертелся у меня в руках и ужасно царапался.

— Котенок, — сказала я.

— Ой, это, наверное, детеныш той львицы, да? И как только человек может быть настолько глуп?

— Нет, это самый обыкновенный котенок. На! — И я сунула ему котенка.

— Ух ты! — сказал он и чуть не уронил его. Котенок тут же вырвался и бросился наутек, задравши хвост.

— Ну и когти у него! — Симме сосал оцарапанную руку.

— Да, это весьма опасный зверь, — подтвердила я насмешливо.

Он смутился. Он вечно смущался. И было бы, пожалуй, несправедливо воспользоваться тем, что человека так легко смутить. Но и сопротивляться подобному искушению было трудно.

— Можно мне посмотреть ваш дом? — нерешительно спросил Симме.

Я выпрямилась, отряхнула руки и решительно заявила:

— Нет. Снаружи смотри сколько хочешь, но внутрь тебе заходить нельзя. Впрочем, тебе и сюда-то заходить не стоило. Незнакомым людям и иностранцам полагается ждать в переднем дворе, пока их не пригласят пройти внутрь. А воспитанные люди спешиваются еще на улице и, прежде чем войти в передний двор, почтительно касаются Священного Камня в воротах.

— Но я же не знал! — Он опять смутился и даже немного попятился.

— Я знаю, что ты не знал. Вы, альды, вообще ничего о нас не знаете. Вы знаете только, что нам нельзя к вам в жилище входить. Вы не знаете даже того, что и вам нельзя входить в наши дома. Вы невежественны и невоспитанны! — Я все пыталась взять себя в руки и как-то усмирить тот яростный гнев, что так и рвался из моей души наружу.

— Слушай, ты не сердись на меня. Я ведь надеялся, что мы друзьями могли бы стать, — сказал Симме, как всегда смущенно, даже униженно. Но, вообще-то, чтобы сказать это мне в такую минуту, от него все же требовалось определенное мужество.

Я двинулась к воротам, и он последовал за мной.

— Как же мы можем быть друзьями? — насмешливо спросила я. — Я же раб, ты что, забыл?

— Нет, ты не раб. Рабы — это… Рабами бывают евнухи, женщины и еще… — У него явно не хватило слов, чтобы поточнее определить понятие «раб».

— Рабы — это люди, которые вынуждены делать все, что им прикажет хозяин. А если вздумают отказываться, их побьют или даже убьют. Ты говоришь, что вы — хозяева Ансула. Значит, мы — ваши рабы.

— Но ты же ничего не делаешь по моему приказу. Да я тебе и не приказываю, — возразил он. — Значит, никакой ты не раб.

Тут он был, пожалуй, прав.

Мы уже довольно далеко отошли от конюшни и брели вдоль высокой северной стены главного дома.

Фундамент под ним сложен из массивных каменных глыб, квадратных в сечении, и на целых десять футов возвышается над землей; а над ним — еще несколько этажей из красивого обработанного камня с высокими окнами, украшенными двойными арками, а на самом верху резные карнизы поддерживают глубокие скаты черепичной крыши. Симме несколько раз вскинул туда глаза — быстро, нерешительно, точно лошадь, когда смотрит на незнакомый предмет, который ее пугает.

Обойдя дом, мы вышли на просторный передний двор. Он чуть приподнят над тротуаром, а от улицы его отделяет ряд колонн, соединенных арками. Весь двор выложен полированными каменными плитами, серыми и черными, соединенными в сложный геометрический рисунок — лабиринт. Иста рассказывала мне, как в былые времена в первый день нового года, который совпадает с днем весеннего равноденствия, они танцевали здесь «танец лабиринта» и пели хвалу Иене, которая покровительствует всему, что растет. А сейчас плиты во дворе были грязными; ветер засыпал их пылью, уличным мусором и сухими листьями. Вообще-то, мыть эти плиты — адский труд. Я много раз пробовала, но мне никогда не удавалось отмыть их дочиста. Симме попытался пройти по лабиринту, но я тут же остановила его, сердито рявкнув:

— Сейчас же сойди! — Он так и отпрыгнул в сторону. А потом послушно вышел следом за мной на улицу и все поглядывал на меня изумленно. Взгляд у него был испуганный и совершенно невинный, почти как у тех котят.