Голоса чертовски тонки. Новые истории из фантастического мира Шекспира

– И отвезите в Арагон мое письмо, – добавил Орсино, жестом повелев передать дону Педро свиток. – Иллирия устала от этой войны и предлагает условия, на каковых готова выйти из нее. Пусть судьба тосканского трона решается в Тоскане. Передайте это письмо арагонскому альянсу, и, быть может, вашим союзникам не придется сожалеть о том, что вам не удалось достичь Милана.

Во время общего праздника, последовавшего за объявлением решения Орсино, Пароль окончательно пришел в доброе расположение духа. Ему предстояло зимовать в солнечном Арагоне, и это было куда лучше, чем невесть сколько времени торчать в мрачной башне миланского волшебника. Молва о том, что там творится, гремела по всей Европе. Мельницы слухов без устали крутились, перемалывая в муку рассказы о статуях, что говорят и ходят, о ветерках с человечьими лицами, о тайном городе, где полным-полно бестелесных голосов, блуждающих огней и прочих ужасных чудес.

Но, стоило Бенедикту с Педро отойти в сторонку, чтобы обсудить возвращение домой, Елена придвинулась к Паролю, ведя за собой Ганимеда – вернее, Розалинду – и Жака.

– Пусть испанцы бегут домой и там грызутся из-за войн и пленных, – негромко сказала она. – Нас ждет Милан.

– Туда нам не найти судов попутных, – предупредил ее Жак. – Хотя все ветры…

Елена подняла руку, обрывая его на полуслове.

– Чтоб достичь Милана, не нужен нам ни ветер, ни корабль.

– Но чего мы этим добьемся? – вмешалась Розалинда. – Просперо мертв и от союза с нами далек, как никогда.

Елена пожала плечами.

– Но каких плодов вообще можно было ждать от нашего путешествия? Старик Просперо много лет пренебрегал политическими дрязгами соседей; не думаю, что нам удалось бы склонить его вмешаться на сей раз. Но в его опустевшей башне наверняка остались книги и множество магических вещей. Быть может, ученая дама, которой хватит знания и силы, найдет там много ценного. Пойдете ли вы со мной?

– Увидеть тайный город чародея? Конечно! – поспешил ответить Жак.

Помедлив, Розалинда тоже согласно кивнула.

– Детей и хозяйство вполне можно поручить заботам мужа еще на несколько месяцев, – решила она. – Моя жажда странствий еще не утолена.

И тут холодный ясный взгляд Елены, конечно же, обратился к Паролю. Он тут же вспомнил тот миг озаренья у крепостной стены, ту вспышку воспоминаний о давно ушедших временах… С тех пор он и сам отнюдь не был безгрешен, а тому, во что превратилась Елена, не мог даже названия подобрать…

Но в то же время кого, как не ее, он мог бы назвать старым другом?

– Что ж, имущества у меня дома, в Руссильоне, всего-то ничего, зато долгов – выше крыши, – сознался он с несвойственной ему откровенностью. – А в Милане полным-полно тех, кто не знает ни моих историй, ни моих пагубных пристрастий. Но сможешь ли ты после отвести меня обратно в Иллирию?

– Если твоя тяга к странствиям столь скудна, будь по-твоему, – согласилась Елена. – Но у меня к тому времени, несомненно, появятся еще более грандиозные амбиции. Возможно, я отправлюсь в те страны, о которых не мечтал и сам Просперо, – с этими словами она протянула Паролю руку, но вовсе не затем, чтобы скрепить уговор рукопожатием. – Раз уж так вышло, кошелек дона Хуана можешь оставить себе, но кинжал его должен быть у меня.

– Кинжал? Какой кинжал? – Пароль наморщил было лоб, но его тут же озарило. – Вот этот? – вытащив тускло поблескивающий клинок, он недоверчиво уставился на него. – Это… тот самый кинжал?

На миг Пароль почувствовал, как тьма струится в его душу: кинжал наготове, а рядом, лишь руку протянуть, столько людей… Но среди великого множества его грехов и пороков греха убийства не бывало никогда. Он молча отдал кинжал Елене. Какой бы ценностью ни обладал этот клинок, Пароль был искренне рад избавиться от него.

Елена взвесила кинжал на ладони.

– Я кое-что видела, когда мы оказались меж миров. Знаете, откуда в нем такая сила? Он не отсюда. Один поэт, фигляр и мим переправил этот кинжал, запятнанный кровью, из своего мира к нам одной лишь силой слова. Вот как сильна была его печаль о друге, – с этими словами она спрятала кинжал. – Теперь держитесь ближе, – предупредила она, выуживая из-под накидки серебряную фляжку. – Сегодня – в Милан нашего мира, – взгляд ее устремляется со страницы прямо на тебя. – А завтра, глядишь, встретимся в твоем.

Джонатан Барнс В ночь двенадцатую

О дух любви, как свеж ты, как ты жив!

Как океан, ты принимаешь все,
Но что ни попадет в твою пучину,
Каким бы ценным ни было оно,
Всю ценность безвозвратно потеряет.
Любовь так преисполнена мечтаний,
Что истинно мечта – одна любовь[28].

В ночь первую

25 декабря 1601 г.

Первые признаки надвигающейся катастрофы возникают среди ночи, в день праздника в память о рождении твоего бога.