Но как бы то ни было, мои любимые картинки к моим любимым книгам — это замечательные образы Пограничья. И, разумеется, они воздействуют иначе, чем слова. Они похожи на окна: мы можем заглянуть в такое окошко, можем опереться на подоконник и помечтать; можем открыть окно и выпустить свое воображение наружу, чтобы оно полетало, как птица, над теми пейзажами, которые нам подарила чья-то щедрая фантазия.
Вот обложка к одному из моих любимых романов Леона Гарфилда — к «Саду наслаждений». Это иллюстрация создана блестящим художником Фрицем Вегнером (мне всегда хотелось, чтобы когда-нибудь он украсил своими работами и мои книги). Поскольку мы говорим о Пограничье, то есть о пространстве пересечения между мной и книгой или картинкой, то я буду беззастенчиво субъективен: я расскажу о
Итак, что мне тут нравится? Не считая всей этой восхитительно романтичной атмосферы (фонарики на деревьях, влюбленные на скамейках, оркестр на эстраде и так далее), мне нравится поразительное мастерство художника. Мне нравится невероятное разнообразие мелких деталей и движений. Вы только посмотрите, как Вегнер вырисовывает листья на деревьях — и не только на тех, что поближе к зрителю! Посмотрите на аркаду, изображенную на дальнем плане: парочки или целые компании сидят за столами, над головами у них горят фонарики, и каждый стол накрыт скатертью — какая милая деталь! Посмотрите на решетки шпалер между проемами аркады и обратите внимание, как отличается их фактура от штриховки, использованной для теней или для темного неба. Посмотрите на лиственный орнамент и флероны, украшающие псевдоготический павильон для оркестра; посмотрите, на восхитительно абсурдное сочетание ориентальных арок с протянувшейся над ними зубчатой стеной, и обратите внимание на то, какое разнообразие текстур воссоздает художник при помощи одного только пера и чернил: здесь и муслиновые платья, и бархатные пиджаки, и кора деревьев, и все это показано так убедительно, что не составляет труда вообразить, какими они окажутся на ощупь. А еще — посмотрите внимательно на самих персонажей: как они движутся или стоят, беседуя друг с другом или слушая музыку (особенно впечатляют молодые денди, щеголяющие стройными ляжками).
Вот как начинается сам роман:
К востоку от Клеркенуэлла, за стенами между Рэг-стрит и Нью-Призон-уок, лежит увеселительный Тутовый парк: шесть акров тенистых прогулочных дорожек, павильонов и беседок, обсаженных самшитом и терном и увитых лозами. С наступлением ночи сад открывает глаза: мерцают фонарики, развешанные на деревьях, и десятки мотыльков вьются и гибнут в тенистой зелени, воображая, что пьяны звездным светом…
До чего же повезло иллюстратору, которому дали поиграть с таким текстом! И до чего же повезло писателю, которому попался иллюстратор, не уступающий ему талантом!
Следующая иллюстрация создана другим художником, у которого таланта (я имею в виду художественный талант) не было вовсе. Артур Рэнсом — замечательный писатель; все его истории, начиная с самой первой книги, «Ласточки и амазонки», исключительно хороши, но, на мой взгляд, они потеряли бы в качестве, если бы их взялся иллюстрировать человек, умеющий рисовать, — кто-нибудь вроде Фрица Вегнера. Часть обаяния, присущего книгам Рэнсома, как раз и заключается в дилетантских, корявых, неуклюжих рисунках: без них было бы уже не то.
Посмотрите на эту картинку к его книге «Пикты и мученики». Да, Рэнсом понятия не имел, как работает плечо или, например, как выглядит дерево в нижней части, у самой земли, но, тем не менее, содержание его рисунков удивительным образом гармонирует с формой. И совершенно очевидно, что Рэнсом всей душой любит пейзажи, которые пытается перенести на бумагу. Его грубые, схематичные рисунки вот уже пятьдесят лет остаются частью моего личного Пограничья, и я бы не хотел изменить в них ни единого штриха.