Голоса деймонов

Туве Янссон, напротив, не смогла бы провести корявую линию, даже если бы захотела. Туве Янссон — совершенно уникальное явление: другой такой нет и не будет. Необыкновенный, чарующий и даже смущающий своим очарованием мир, который она создала из образов финской земли и особенно моря, одновременно фантастичен и реалистически приземлен (или лучше сказать «приводнен»?). Все эти тысячи островков, которыми усеян Финский залив, выглядят в точности так, как у нее на рисунках. Не знаю, насколько важно приобщиться к атмосфере ее книг, когда ты еще мал (сам я обнаружил их в общественной библиотеке Баттерси, когда мне было девять), но стоит только проникнуться ею — и она остается с тобой на всю жизнь. Безвизовый въезд в мир муми-троллей открывается раз и навсегда.

Туве Янссон, иллюстрация из книги «Мемуары Муми-папы»

Следующая картинка — иллюстрация из детского французского романа Поля Берна «Сто миллионов франков», опубликованного в конце пятидесятых. Иллюстрации на самом деле не французские: их создал Ричард Кеннеди по заказу британского издательства Puffin. Но я этого не знал, когда впервые читал эту книгу, и мне было все равно. Она попалась мне примерно в том же возрасте, когда я влюбился в муми-троллей, или, может, позже на год-другой, и я просто не мог себе представить ничего более французского, чем эти рисунки.

Созданные Кеннеди образы парижских рабочих кварталов — все эти ветхие стены, покосившиеся крыши, рваные плакаты, подъемные краны, строительные площадки, обочины железных дорог, дымное небо, залатанные на скорую руку дома, — одним словом, вся эта атмосфера разрухи казалась необычайно волнующей и экзотичной. Я снова и снова разглядывал эти картинки мира, в общем-то не так уж и не похожего на мой (потому что Лондон в то время еще не залечил шрамы, оставшиеся от бомбардировок, и в моем районе тоже попадались полуразрушенные дома и проплешины в городской застройке, поросшие сорной травой и усыпанные ржавыми железками), но почему-то мир на картинках представлялся более насыщенным, и сексуальным, и не в пример более интересным.

Ричард Кеннеди, иллюстрация из книги «Сто миллионов франков»

И даже еще не сознавая, почему мне так нравится разглядывать эти рисунки, почему к ним хочется возвращаться снова и снова, я уже полюбил свободный и изящный стиль Ричарда Кеннеди — да, если угодно, грубоватый, но совсем по-другому, чем выстраданные тяжелым трудом рисунки Артура Рэнсома. В отличие от Рэнсома Кеннеди рисовал быстро и уверенно. И я точно знаю, что эту девочку с рисунков Кеннеди, снова попавшуюся мне на глаза сорок лет спустя, звали Лирой.

Я часто рассказывал людям об этом книге, и вот однажды кто-то решил показать мне, что она и вправду достойна всяческого восхищения, — и прислал мне экземпляр оригинального французского издания, в котором книга и называлась по-другому («Лошадь без головы»), и выглядела совсем иначе.

Пьер де Эй, иллюстрация к книге «Лошадь без головы»

Иллюстрации Пьера де Эя оказались неплохи, но я сомневаюсь, что в детстве они пленили бы меня так же, как рисунки Ричарда Кеннеди.

А вот кое-что совершенно в другом духе. Благодаря линогравюрам Дэниса Уоткинса-Питчфорда, более известного под псевдонимом «Би-Би», я узнал и полюбил те глухие уголки, где все еще жили последние гномы Англии. Это иллюстрация к его книге «Серые человечки»[61].

Би-Би был одним из величайших детских писателей-натуралистов; например, его «Брендонский лес» полон чудесных лирических описаний лесной природы, на лоне которой герои книги проводят целое лето. Можно возразить, что его талант был немного однобок, но честность и страсть, с которыми он пишет, искупают все. Лучшие его тексты пронизаны такой любовью к природе и в особенности к пейзажам английской глубинки, что остаться равнодушным просто невозможно.

Би-Би, иллюстрация к книге «Серые человечки»

И вот пока я говорил это, до меня вдруг дошло, что мое личное Пограничье действительно может сильно отличаться от того, которое знакомо многим другим читателям. Еще один пример истории, которая вызывает у меня сильный отклик, — «Медвежонок Руперт».

Альфред Бестолл начал рисовать и писать истории о Руперте в 30-е годы XX века и довольно скоро выработал собственную композицию комиксовой страницы, совершенно оригинальную и неизменно подразумевающую место для изящнейших и очаровательных воображаемых пейзажей. Эта композиция была очень узнаваемой (думаю, любой британец, который был ребенком в те времена, когда еще выходили комиксы о Руперте, до сих пор распознает ее с первого взгляда) и производила отличное впечатление — не в последнюю очередь потому, что на странице умещалось много информации.