Разница между наполнением светильника на картине Гойи и пролитым вином на картине Рембрандта в том, что здесь мы можем лишь догадываться, что означает это наливание масла. Мы понимаем, что оно насыщено неким смыслом, но смысл этот остается неясным. Это загадочный и парадоксальный образ. Свет — традиционный символ добра, а наливание масла в светильник — символ предусмотрительности и благоразумия: на ум приходит евангельская притча о мудрых девах, запасшихся маслом для светильников, и девах неразумных, которые не захватили с собой масла и не попали на брачный пир. Наливание масла в светильник, источник света, следовало бы понимать как праведный поступок, однако здесь он почему-то вызывает страх и чувство вины. Может быть, этот светильник призван озарить дорогу к греху? Или показать нам такие вещи, которые лучше было бы оставить незримыми? А если нет, то что же он означает? Метафорический заряд несомненно присутствует; для чего-то он определенно нужен… но для чего?
Опыт рассмотрения этой картины (по крайней мере, в моем случае) — полезное напоминание о том, что и картина Рембрандта в наши дни вызывает у большинства зрителей такое же недоумение. Люди моего поколения, знающие Библию с детства, смотрят на Валтасара как на старого знакомого: мы отлично понимаем, что происходит. Но для многих людей Рембрандт останется таким же причудливым и таинственным, как Гойя, пока они не прочитают музейную табличку рядом с картиной или пояснительный текст в альбоме с репродукциями. Обратившись к подобным пояснениям по поводу картины Гойи, мы обнаружим, что на самом деле это иллюстрация к сцене из комедии Антонио де Саморы «Насильно околдованный»: оказывается, на ней изображен глупый и трусливый дон Клаудио, доливающий масло в лампу, от которой якобы — как ему внушили — зависит его жизнь. Короче говоря, перед нами — легковерный простофиля. Теперь мы это знаем… но тут возникает вопрос: не портит ли это впечатление от картины? На мой взгляд, портит. Некоторые истории остаются богаче и глубже, если их не объяснять.
Я уже упоминал, что фундаментальная частица сама по себе нейтральна, ничем не нагружена и поэтому может принимать любую эмоциональную окраску. Мы видели, как нашу крохотную историю о выливании жидкости можно сделать смешной или, напротив, драматичной, а теперь посмотрим, какой еще она может оказаться в другом контексте. Следующая картина, «Крещение Христа» Пьеро делла Франчески, в целом создает торжественную и благоговейную и атмосферу. Любопытно, как истолковал бы эту картину умный, но несведущий зритель? Что бы здесь ни происходило, мы безошибочно чувствуем, что это некое важное действо; наша фундаментальная частица занимает центральное место в композиции (центральнее некуда!), и благодаря всем сопутствующим деталям, ритуальной обстановке и спокойному достоинству, читающемуся в позах и лицах всех участников, мотив выливания жидкости приобретает исключительную серьезность. Для чего бы один человек ни лил воду на голову другому, можно не сомневаться, что в этом действии заключен глубокий смысл.
Здесь наша фундаментальная частица действует совершенно по-иному, чем в предыдущих примерах. Кстати сказать, ранние христиане полагали, что для полноценного крещения человек должен погрузиться в воду полностью, а православные придерживаются этой точки зрения и по сей день. «Если крестимый столь тяжко болен, что полное погружение поставит его жизнь под угрозу, то допустимо ограничиться крещением через окропление лба; во всех прочих случаях пренебрегать погружением недозволительно», — пишет Тимоти Уэр в книге «Православная церковь». Западные церкви (по крайней мере, большинство из них) ограничиваются окроплением, и в этом обряде наша фундаментальная частица действует, так сказать, метонимически — часть обозначает целое. Что касается картины, то смысл ее заключается не только в том, что на ней изображено, но и в том, что символизирует это изображение.
Итак, нам нужно знать, что означают те или иные вещи, но в некоторых случаях лишние объяснения могут испортить восприятие. Посмотрим на следующую картину в нашей маленькой галерее — на гравюру из «Собрания эмблем» Джорджа Уитера.