И все же мы не вправе утверждать, что истории состоят из речи. На мой взгляд, они не могут состоять из средства, которое используется для их передачи. Сразу выскажу свою точку зрения: я полагаю, что истории состоят из событий. Фундаментальные частицы истории — это самые маленькие события, какие только можно найти. Настолько маленькие, что их фактически можно считать абстрактными. Масштаб, в котором мы живем, масштаб нашего тела и обыденного, повседневного сознания, находится примерно посередине между космическим масштабом и квантовым уровнем, и одна из характеристик этого среднего масштаба —
На одной из таких маленьких абстрактных частиц я и хочу сегодня сосредоточиться. И это будет… коротенькая история о выливании какой-либо жидкости из сосуда. Только и всего. У нас есть жидкость, и мы ее куда-то выливаем.
Одна из причин, по которым меня так интересуют эти фундаментальные частицы, в том, что они помогают объяснить нечто такое, что без них остается непонятным. А именно: в наш мозг ежесекундно поступает
А не тонем мы потому, что наше бессознательное непрерывно сортирует и интерпретирует всю эту информацию. И проделывает это так ловко, что мы даже не замечаем, как это происходит: нам кажется, будто вся информация сортируется сама по себе. В сущности, мы находимся в положении какого-нибудь немыслимого богатого монарха-самодержца, наподобие Людовика XIV, за которого все повседневные дела выполняют тысячи слуг, обязанность которых — справляться идеально со своей работой и оставаться невидимыми. Каждого из нас днем и ночью обслуживает грандиозный штат дворецких, лакеев, экономок, кухарок, садовников, секретарей и делопроизводителей. Они раскладывают для нас по полочкам всю поступающую информацию, отделяя важное от неважного во всей непрерывно меняющейся череде форм и красок, которые проходят у нас перед глазами. Благодаря им мы понимаем суть происходящего, даже не замечая всей этой напряженной бессознательной деятельности. И среди прочего они соотносят различные элементы всей этой мешанины с фундаментальными частицами нарратива — чтобы мы, например, взглянули на картинку и сразу поняли: «Ага! Тут кто-то поливает цветы».
В сущности, любой наш опыт подобного рода сводится к одному фундаментальному событию. Когда мы наливаем молоко в миску с кукурузными хлопьями; когда официант в кафе наливает кофе из кофемашины в чашку; когда мы читаем о том, как Шерлок Холмс капает химикаты в пробирку, или как Дживс наливает коктейль Берти Вустеру; когда мы видим на сцене спектакль внутри спектакля, в котором кое-кто вливает яд в ухо жертве, и так далее, — все подобные процессы мы понимаем только благодаря тому, что нам уже знакома простая, основополагающая история о выливании жидкости из сосуда. Если мы знаем паттерн, то можем распознавать его в различных проявлениях и быстро вычленять из повествования, не увязая в деталях и не упуская из виду главное. Более того (и тут уже становится по-настоящему интересно), эти крошечные паттерны, многие из которых основаны на опыте деятельности в трехмерном пространстве, можно использовать и для понимания вещей, не имеющих к пространству ни малейшего отношения. Но к этому мы вернемся позже.
Итак, эта маленькая, изначальная, схематичная история, то есть сама фундаментальная частица, развивается непосредственно на основе нашего телесного опыта — благоприобретенного знания о том, как ведут себя вещи в пространстве друг относительно друга и как с ними взаимодействуют наши конечности и органы чувств.