Голоса из подвала

Вадим вздрогнул от неожиданности. Он не подозревал, что, кроме них с кассиршей, в магазине есть кто-то еще.

Невидимый покупатель, а может, работник АЗС стоял в параллельном проходе: парень слышал его тяжелое дыхание. И шепот. Да, человек по ту сторону стендов едва слышно шептал.

Схватив первую попавшуюся банку, Вадим попятился к кассе.

Брюнетка встретила его фирменной, ничего не значащей улыбкой.

«А с чего ты решил, что она должна флиртовать с первым попавшимся клиентом?» – одернул он себя.

– Это всё? – спросила девушка.

– Пожалуй, приплюсуйте вон тот магнитик в виде пасхального яйца.

Кассирша потянулась к стенду с сувенирами.

Сбоку от нее стоял небольшой монитор, на экран которого транслировалось изображение с видеокамеры. Вадим увидел торговый отдел и темную фигуру, быстро прошедшую мимо холодильников.

– Сегодня у вас немного клиентов, да? – спросил он, всматриваясь в монитор.

– За последний час только вы двое, – последовал ответ.

Он не поинтересовался, что имела в виду девушка. Почему-то ему захотелось быстрее покинуть мини-маркет.

На улице началась настоящая буря. Казалось, тысячи садовых шлангов извиваются, орошая землю. Вадим едва не споткнулся, заметив возле «Шкоды-Форман» человека.

Он был невысоким и худым. Воротник болоньевой куртки поднят, черная шапка надвинута на брови, а рот прикрыт плотно намотанным шарфом. Та часть лица, которую удавалось разглядеть, принадлежала молодому парню, ровеснику Вадима.

– Добрый вечер, шеф, – произнес незнакомец хрипло.

– Христос воскрес, – машинально отозвался Вадим.

Незнакомец странно дернулся, промычал что-то невнятное и закашлял.

– Ну да, а как же, – зло сказал он и кивнул на «шкоду»: – Твоя машина, да?

Вадим смахнул с глаз влагу. В памяти замелькали кадры из криминальной хроники, истории о водителях, ограбленных случайными попутчиками.

– Ага, – пробормотал он, открывая дверцы.

– Хорошая. – Голос незнакомца трещал и ломался. – Старые все хорошие.

– Извините, я спешу, – отвел взгляд Вадим.

– Слушай. – Незнакомец воровато оглянулся по сторонам. Дождь хлестал его по лицу, с куртки стекали потоки воды. – Мне в Плавск надо. До Плавска подвези, а?

Сформулированные заранее слова отказа замерли на устах Вадима.

– Ты из Плавска?

– Ну, так, – воодушевился незнакомец.

Сердце Вадима растаяло.

– Земляк, значит.

– Земляк, – подтвердил парень.

Вадим закрыл водительскую дверцу и открыл пассажирскую. Ожидая, пока незнакомец обойдет автомобиль, он на миг засомневался в правильности решения. Было в попутчике что-то внушающее опасение. Что-то, помимо прокуренного или больного голоса.

«Уж не рецидивиста ли я взялся подвести?» – с опаской подумал Вадим.

И все же волшебное слово «Плавск» пересилило страх. Не мог он бросить под дождем земляка. Никак не мог.

Попутчик сел рядом с водителем и стянул с себя шапку, обнажив бритую под ноль макушку. Он был неимоверно худ, казалось, совсем недавно оправился от тяжелой болезни. Желтая кожа обтягивала череп, из-под воспаленных век смотрели похожие на яичные желтки глаза. Ни ресниц, ни бровей у человека не было.

Ругая себя за опрометчивость, Вадим протянул попутчику руку и представился.

– Санька я, – прохрипел земляк в шарф.

У Вадима было ощущение, что он пожимает не руку, а сухую ветку.

«Нет, с таким телосложением он не сделает мне ничего плохого», – успокоился он.

«Шкода» тронулась с места, вплыла в поредевший к ночи поток машин.

– Как там Плавск поживает? – начал разговор Вадим.

– Сам, что ли, не знаешь?

– Откуда? Я вообще-то в Киеве живу. Не бывал у вас лет десять уже, если не больше. Но в детстве я каждое лето там проводил. Считай, вторая родина. До сих пор скучаю.

Он говорил правду. Самые светлые воспоминания в его жизни были связаны с прилепившимся к трассе «Крым» городком.

Нынче там проживало шестнадцать с половиной тысяч человек, и население с каждым годом уменьшалось. Огни Москвы манили плавскую молодежь, уводили прочь от цветущих берегов Плавы, утреннего леса, летних костров.

– Чего ж не приезжаешь? – поинтересовался Санька, щуря на Вадима красноватые веки.

– Не к кому. Родня умерла. Домик наш на Островского продали.

– Я тоже на Островского жил, – произнес попутчик.

– Да ну! – искренне обрадовался Вадим. – Ты какого года? Я на нашей улице всех пацанов знал.

Он примерился к парню взглядом, но прошедшие годы и натянутый на лицо попутчика мокрый шарф не давали угадать в нем кого-то из плавских Санек.

– Я старше тебя, – уклончиво ответил парень.

За стеклом бушевал ливень. Фары проносящихся машин походили на звезды с картин Ван Гога.

Вадим стал перечислять центровых пацанов из восьмидесятых и девяностых, но Санька никого из них не помнил. Тогда он заговорил про уголки, известные с детства, любимые места для игр, купания. Лесные сокровищницы, полные патронов.

Санька односложно подтверждал:

– Ага. А как же. Помню-помню.

При этом его желтые, тоже вангоговские, глаза сверлили водителя, а пальцы постукивали по острым коленям. Пальцы были такими длинными, будто состояли из пяти-шести фаланг, словно костяные пауки, перебирающие лапками.