Голоса из подвала

Тем временем они дошли до боковой части дома, части, которая усилиями Плаксина превратилась в руины. За утро сосед успел основательно изуродовать здание: снял оконную раму и расширил проем. Повсюду валялись осколки кирпичей.

– Да в тебе умерли Равшан и Джамшут, – кисло сказал Шмелев. – Тебе не каж…

Он замолчал на полуслове. Из стены в сантиметре от подоконника торчал фрагмент лицевого бугра и верхнечелюстная кость. Скалился ряд зубов в кирпичной крошке. А был еще рог.

– Что-то такое я обнаружил неделю назад, демонтируя кладовку. Вроде кость, но она рассыпалась в руках, и я не был уверен. А сегодня я работал, и кусок побелки откололся. И оно было там. Это же череп, да?

Шмелев медленно кивнул. Втравленный в стену череп изучал мужчин чернотой глазницы. Чтобы замуровать его, строители сделали лакуну в кирпичной кладке.

– Да, – сказал Шмелев, – коровий череп.

– А это нормально?

– Без понятия.

Нутряная злоба вскипала в Шмелеве. Он раздраженно отмахнулся от мухи.

С подоконника сбежал таракан, похожий на блестящую арбузную косточку. Нырнул в коровью глазницу.

Дог хрипло лаял и зарывался в песок.

– Пригласи телевизионщиков, – посоветовал Шмелев зардевшемуся от гордости соседу, – им нравятся подобные штуки.

«И я не буду слушать твою дрель целый день», – добавил он про себя.

Он оставил Плаксина любоваться находкой и пошел по дорожке. Соседские двери были открыты настежь, он увидел Веру.

Как и во сне, она была обнажена. Лишь белые трусики контрастировали со смуглым телом. Женщина сидела на стуле вполоборота, и он мог различить капли пота на ее ребрах, на вершинах полных скользких грудей.

Она не замечала его. Сосредоточенная, Вера сдирала со своего загорелого живота частички отмершей кожи. Поддевала ногтями и тянула, сопя. Тонкая пленка дермы отскабливалась длинным лоскутом.

Шмелев следил за соседкой из-за кустов.

Скатав кожу в серый шарик, Вера отправила его себе в рот и принялась жевать. Остекленевшие зрачки женщины смотрели в пустоту.

Боясь быть застуканным, Шмелев зашагал к калитке, то и дело оборачиваясь. Ногти Веры уже поддевали новый клочок.

– Ну как? – спросила Диана, отвлекаясь от ноутбука. Шмелев положил в тумбочку смартфон сына, сел на кровать и помассировал виски. Сумерки не подарили прохладу, воздух был горячим и плотным, как вата.

– Отобрал у него телефон. Пригрозил: или вай-фай, или вэйфэеры. Не позволю сыну спать в бабских очках из мусорника.

– Не будь таким строгим. – Диана погладила мужа по запястью. – С ним все в порядке. Просто возраст.

– Я в его возрасте не тусовался с выдуманными друзьями. Отчим мигом бы вышиб из меня эту блажь.

– А вот у меня была выдуманная подружка. Я как раз читала статью одного умного психолога. Он пишет…

Диана заглянула в компьютер и замешкалась, удивившись, что в браузере висит статья о дорожных авариях. Подвигала мышкой, и на экране замелькали фотографии обезображенных трупов, оторванные ноги, размазанные по металлу мозги. Почему-то на последнем снимке была запечатлена дохлая Перис. Не потому ли, что кто-то сегодня был дрянной девчонкой, кто-то не ходил к подружке, а провел весь день в гараже, играя с малышкой Перис в мяу-мяу?

Диана покосилась на супруга и закрыла вкладку. Щеки ее пылали, но погруженный в раздумья муж не обратил на нее внимания.

«Треба», – мысленно произнес Шмелев диковинное словечко. До возвращения жены он воспользовался «Гуглом». Ритуал на стыке язычества и христианства, некогда распространенный среди крестьян в отдельных областях Белоруссии. Чтобы охранить дом от зла и умилостивить духов, приносилась треба: жертва. Овцы, коровы, свиньи, иногда – хлеб или обрезки одежды. Требу вмуровывали в стену при строительстве. И в конце просвещенного девятнадцатого века помещику из Москвы зачем-то понадобилось провести ритуал…

– Ладно, – сказала Диана, откладывая ноутбук, – пора спать.

Он выключил свет и лег к ней в темноте. Ее сорочка задралась, и он дотронулся до шелковистого бедра. В сознании всплыл образ соседки, поедающей саму себя. Он хотел предложить жене заняться любовью, но услышал тихое похрапывание.

«Сука», – подумал кто-то в его голове.

Шмелев лежал, рассматривая люстру. Тикали часы. Мерно гудели трубы. За окнами скулил соседский пес.

Мужчина думал про лыжную палку, и веки его наливались свинцом. Трубы гудели, часы тикали, по чердаку семенили ножки. Двери спальни скрипнули, впуская свет и тень…

– Мама…

Шмелев вздрогнул от неожиданности, приподнялся на локте. Максим топтался в проходе с одеялом в руках.

– Мама спит. Что случилось?

– Ничего, – мальчик потупился. – Я… принес вам одеяло. Вдруг вы замерзнете ночью.

«Как трогательно, – подумал Шмелев. – Весь в свою дуру мамашу».

– Это очень мило, – улыбнулся он с отцовской нежностью, – а теперь иди спать.

– Ага. Только вы укройтесь, пожалуйста.

Максим ушел, и Шмелев затолкал одеяло себе под ноги.

«Что не так с этим ублюдком?» – спросил он, хотя глубоко внутри знал: что-то не так с ним самим. С домом, потому что отныне треба не защищает от таящихся во мраке существ. От доверительного шепота в голове.