Голоса из подвала

Виктор докурил, глядя в сторону сада, где далеко-далеко бродили среди вишни и яблонь сводный брат с женой и мачехой – маленькие и неслышные из-за расстояния. В воздухе вилась мошка, пахло шашлыком.

Встали, прошли к оставленной у ворот «Ниве». Рядом и «ниссан» брата стоял, на котором Жека свое семейство привез. Виктор бросил бычок в протянутую вдоль забора канаву водоотвода. Открыл хэтчбек сзади, вытащил картонную коробку, тряхнул на руках – внутри зашуршало.

– Тут всё, бать. Переходники, кабель под разные гнезда, эрцэашка и трехконтактник. Ну это так, на всякий случай. Даже наушники захватил. Дека-то как, фурычит еще?

– Фурычит, Витек. Что ей сделается – япошка.

– Ну да, на века.

Протопали в дом не разуваясь. Петр Сергеевич шел впереди, за ним, с коробкой в руках, Виктор. В комнате, среди разбросанных по полу игрушек, смотрели телевизор Петенька и Марина, внуки Петра Сергеевича по линии второй жены. Завидев отца, вскочила с кресла, в котором, поджав босые ноги, сидела и тыкала пальцем телефон, Ленка.

– Все нормально тут у вас? – спросил Виктор.

– Да, пап. Я их в комнату дедушки не пускала, как ты сказал.

– Это правильно, нечего им там делать.

Петр Сергеевич улыбнулся, погладил старшую внучку по макушке, щипнул пухлую щеку:

– Ты иди покушай. Там шашлык, сок томатный, огурчики. Опосля, как закончим да в животиках уляжется, к речке пойдем карасей смотреть.

– Спасибо, дедушка.

Петр Сергеевич поцеловал Ленку в лоб, мягко подтолкнул в сторону выхода, а сам прошел в кабинет. Дверь оставил открытой для Виктора, который терпеливо дожидался в сторонке.

Внутри у занавешенного окна стоял письменный стол с выключенным компьютером и лампой. На подоконнике под тюлем пряталась простая стеклянная пепельница, чистая и блестящая. Сбоку от входа прижалась к обоям маленькая софа с подушкой и пледом – Петр Сергеевич там порой дремал днем, когда хотел побыть один. Противоположная стена почти целиком была закрыта большим и высоким, в потолок, книжным шкафом. Снизу под ним дожидался своего часа ящик с кассетами.

Виктор поставил коробку на стол. Мазнул взглядом по полкам: черные корешки с кроваво-красными буквами и обложки все до единой были ему знакомы. Хищные лица на черно-белых фото, смотревшие с обложек, когда-то знала вся страна. На лицевой стороне одной книги в левом нижнем углу с маленькой фотокарточки-вставки сверкал толстыми линзами очков и автор – молодой, тридцатилетней давности Петр.

Петр Сергеевич достал из нагрудного кармана те же по виду, только с еще более толстыми линзами, очки, нацепил на нос. Примостился на скрипучем табурете, щелкнул кнопкой сетевого фильтра, к которому, помимо компьютера и лампы, также были подсоединены дешевые маленькие колонки «Свен» и двухкассетная магнитола Panasonic RX–CT810 – провод к ней тянулся под стол.

– Сестру-то чего не привез? – спросил, дожидаясь, пока загрузится операционная система. – Или сама не захотела?

– Сама, бать. Ты же знаешь.

– Это все мать, – проворчал Петр Сергеевич. – Когда ушла, вас забрала, чтобы против меня настраивать. Что же она, сестрица-то, до сих пор считает, что я ей любви недодал?

– Ну да, нам обоим.

– А ты? Тоже так думаешь, может?

Коротко стриженный, в старомодной, советского фасона рубахе в большую клетку и таких же квадратных очках, старик был похож на героев собственных книжек. На чудовищ, которые пугали маленького Витю и его сестренку много лет назад, зыркая мертвыми черными глазами с фотографий, прилепленных скрепками к страницам в толстых папках, – фас, профиль, линейка ростомера на заднем плане. Некоторые из тех снимков перекочевали на страницы отцовых сочинений.

Виктор помолчал, раздумывая над ответом. Смотрел вниз, под ноги, кожей чувствуя царапающий взгляд отца. Тот ждал.

– Время было тяжелое, – сказал наконец Виктор. – И работа у тебя тогда тоже была тяжелая, бать. Я… я все понимаю.

– Это хорошо, Витя. Это хорошо… Всему свое время и место, сынок. Ну что, приступим? – Петр Сергеевич схлопнул ладоши, сухо потер ими друг о друга.

Виктор замялся, вздохнул:

– Бать…

– Чего?

– Спросить хочу.

– Спрашивай. Да мафон давай подключать, а то не успеем. Вишь, сколько их у меня? – мотнул головой в сторону шкафа, но Виктор понял, что отец имел в виду ящик со старыми пленками.

– Бать, я все думаю… Зачем тебе это? В смысле, раньше – понятно, гонорары большие, на телик звали в передачи всякие, как Бухановскую с Модестовым. Но сейчас-то…

– А что сейчас?

– Ну ты сам говорил – тиражи маленькие, покупают плохо. Уродов тех уже и не помнит никто, земля новых наплодила. Зачем ты их хочешь переписать, кассеты эти, кому они сейчас интересны?

– Может, и никому, – спокойно, но твердо отвечал Петр Сергеевич. – Да только всем им спасибо сказать надо, кого ты «уродами» кличешь. Знаешь, может, я и правда недодал чего вам с сестрой, возясь с ними. Матери виднее. Но мы с ней благодаря вот этим вот «уродам» дом построили и вас воспитали, неблагодарных. И еще на Жеку, вишь, хватило. И на детей ваших.