И, стоя перед этим роковым противоположением, отрицанием и разрушением того, чему раньше он поклонялся, и поклонением и служением тому, что раньше он так решительно и последовательно отрицал, каждый невольно задает себе вопрос: почему так случилось, где причина, где объяснение?
Есть ли это результат малодушия перед перспективой бесчисленных испытаний, тюрем, ссылок, открывшейся перед М[итрополитом] Сергием во внутренней тюрьме ГПУ?
Есть ли это предательство, продажность, измена?
Или, м[ожет] б[ыть], это трагическая для Церкви ошибка, заблуждение?
На все эти вопросы церковное сознание соборно и сознание каждого верующего в отдельности ищет и искало ответа на протяжении всех последних 3-х лет, и едва ли оно нашло удовлетворительный ответ, могущий стать основанием для поведения всей Церкви и каждого в отдельности по отношению к М[итрополиту] Сергию.
Часть Епископов сразу признала в М[итрополите] Сергии предателя и так же сразу и окончательно порвала с ним. Другая часть если и не находит его деятельность абсолютно правильной, но, слишком тесно связав свою судьбу с его судьбой – поддерживает его. Но большинство остается на раздорожье – отрицая все то, что делает М[итрополит] Сергий, видя всю ошибочность и гибельность для Церкви его политики – это большинство все-таки не хочет, не может поверить в его предательство, все ждет, что что-то изменится, объяснится, и поэтому, уходя в сторону, не желая быть с ним, не решается выступить и против него.
А между тем события церковной жизни, развиваясь с головокружительной быстротой, не дают права никому ждать и надеяться и требуют настойчиво и властно от каждого исполнения его долга.
То, что было еще поправимо, что казалось пустяками 3 года назад, теперь уже навсегда упущено и потеряно. Массовое перемещение Епископов, увольнения самых лучших и стойких, назначения новых, не испытанных или испытанных в своей нестойкости, в своем предательстве, – казавшиеся мелочью в 1927 г., теперь уже ставят Церковь перед фактом существования новой иерархии, едва ли достойной своего положения. Верующий народ, в течение 10 лет (1917–27) боровшийся за чистоту веры и Церковь, ясно сознававший, где правда, а где измена, где Церковь, а где отступники, свято чтивший имена Иерархов-исповедников и за верность одним этим именам шедший на мученичество, теперь потерял ясность ведения; границы правды и лжи, Церкви и отступников стерлись, имена исповедников забыты. На смену религиозному подъему и готовности к борьбе и стоянию за веру приходит апатия, равнодушие, инертность. Поправимо ли это? И если поправимо теперь, то будет ли поправимо через год, через три?
Переходя к церк[овным] событиям последнего года, приходится отметить, что розовые надежды и ожидания апологетов М[итрополита] Сергия и «легализации» не только не оправдались, но провалились. Церк[овное] управление, даже верных М[итрополиту] Сергию – не получило от Госуд[арственной] власти обещанного офиц[иального] признания. По-прежнему продолжаются аресты и ссылки, по-прежнему Епископы, даже легализованные, не имеют положенного администр[ативного] аппарата, по-прежнему они ограничены в свободе общения со своими паствами. По-прежнему не разрешаются Епарх[иальные] съезды и, кажется, даже забыта мысль о соборе. Сонм ссыльных не только не уменьшился, а еще возрос, а самые видные Иерархи, давно окончившие сроки своих ссылок, получили лишь бесконечное продление этих сроков. По-прежнему закрывают и отнимают храмы у православных, не разрешают издавать религиозной литературы, открывать богослов[ские] школы. Все то, что госуд[арственная] власть так щедро обещала в 1927 г. М[итрополиту] Сергию на заре «легализации» – оказалось призраком, несбыточной мечтой, которой наивно поверили. Налоговые и правовые утеснения Церкви и духовенства возросли, антирелигиозная пропаганда достигла небывалого размаха.
Что же изменилось, что же принесла легализация?
Изменилось лишь то, что существует Синод М[итрополита] Сергия из лиц, отнюдь не достойных, что группе очень незначительной по своему количеству Епископов гарантирована, и то относительно, личная
безопасность, что за сов[етской] властью признано право вмешиваться во внутренние дела Церкви, санкционировать или отвергать назначение Епископов и клириков, что, наконец, Высшая Церк[овная] власть, сочетав себя противоестественным союзом с властью советской, выступает с ней вместе во всех тех случаях, когда последняя нуждается в первой. Что гонения на веру теперь уже не только органы сов[етской] власти и ГПУ объясняют контрреволюцией Церкви, но и само Высшее Управление Церковью.И среди этой трагической действительности тщетно звучат голоса тех, кто зовет к борьбе за правду. Быть может, момент уже упущен, быть может, он еще не настал?