При расчистке руин Наталия с близнецами найдены не были. Ни живыми, ни мертвыми, а через Караново проходили многие армии, и все они одинаково убивали и грабили, из-за чего Арацкие очень редко, только когда их к тому вынуждали холода, возвращались с хутора, куда переехали, в свой особняк, перед которым дежурил немецкий солдат, следивший за каждым шагом Веты. Сколько же ему лет, задавалась вопросом Наталия, удивленная тем, как попал в армию, в чужие края, паренек, у которого еще даже не начала пробиваться борода. Кого он охраняет, вышагивая перед домом Арацких, стоявшим между зданиями суда и местной власти, и вселяя своими горящими глазами в Вету страх, не покидавший ее ни днем, ни ночью, из-за чего, возможно, Наталия и решила, что им следует тайком покинуть дом и укрыться на хуторе посреди болот. А, может быть, это было и из-за Стевана – семь шагов молодого солдата Ганса Мюллера вперед и семь назад сводили его с ума. А ведь все могло быть иначе.
Могло ли?
Выбравшись из вагона для скота, направлявшегося в Освенцим, капитан Стеван Арацки был уверен, что выбрался на свободу. Положение, в которое он попал в Караново, оказалось новым, еще более позорным рабством, когда он, спрятавшись на чердаке, слушал шаги немецкого часового под окнами своего дома: семь шагов вперед, семь назад, и снова. Что если немцу придет в голову проверить, а нет ли в доме Арацких беглецов, и он обнаружит маленькую пропылившуюся комнатенку на чердаке, вытащит его оттуда за шкирку как полудохлую кошку и пустит ему пулю в голову? Надежда на то, что эта война как и все войны прогремит и отгремит, становилась все слабее, голод все ощутимее, хотя Наталия и старалась оттянуть падение в пропасть. Без успеха.
В самом начале второго года войны из дома Арацких исчезли все ценные вещи, а вместо них появился мешок картошки, немного копченого мяса и фасоль. Тем не менее впервые за всю его историю в нем голодали. Даже окрестным крестьянам-арендаторам не чем было больше шантажировать бывших хозяев. Пианино исчезло самым последним, но не потому, что Вета только тогда прекратила мучить этюдами себя и окружающих, а потому, что местные перекупщики долго не знали, куда его пристроить.
Измученный бегством и страхом, что какой-нибудь из карательных отрядов обнаружит его укрытие, замерзший и голодный, Стеван наконец согласился с предложением Наталии как только станет потеплее перебраться на пустующий хутор на небольшом островке между двумя рукавами Тисы, заросшей камышом и населенной лягушками и болотными птицами.
Теперь все Арацкие начали с нетерпением готовиться ко дню тайного переселения на этот хутор, когда-то давным-давно построенный одним из предков нынешних Арацких и служивший охотничьим домиком в сезон охоты на диких гусей и оленей.
Как они будут там жить, они и сами не представляли, с собой предполагалось взять только самые необходимые вещи, все были взволнованы как перед интересной экскурсией. Опасной экскурсией. Потому что покинуть Караново нужно было тайком, еще до рассвета, миновав и Ганса Мюллера, и часовых на выходе из города.
Из-за опасности побег на хутор несколько раз откладывался… До болота они добрались тогда, когда им казалось, что предприятие уже почти провалилось. На хуторе посреди болота время остановилось и стояло как черная мертвая вода вокруг острова, заросшего осокой, в которой гнездились болотные птицы. Рыба и яйца диких уток стали основной пищей семьи Арацких и двух странных слуг, остававшихся здесь и после того, как вся остальная прислуга разбежалась, унося с собой кто что мог.
Когда Наталия в первый раз услышала шорох дождя по протекавшей в некоторых местах камышовой крыше, Данило вспомнить не мог. Но к общему изумлению, она забралась на крышу, починила там все, что нужно было починить, и спустилась так запросто, словно слезла с кровати. Она преисполнилась решимости починить крышу и в Караново, и позже успела сделать это, незадолго до того, как не стало ни крыши, ни дома.