Голоса на воде

Видишь слово, оканчивающееся на «е»?
Сердце, кашне, налегке,
канапе, буриме, брекеке —
птицы в руке, в реке.

(Утром открыла форточку —
отчётливым голосом Беллы Ахатовны
Ахмадулиной: «Славься, славься!»
Оцепенела, вылезла посмотреть —
никого, только люди шумят да отцветшие
ветви глаза отводят.)

Молчание? Любование? Упоение?
Питие? Пение? Зрение? Удивление?
Неостановимые чтение и течение?
Некрупные, пёрые, серенькие, пегие.

* * *

возьмёт дыхание спасёт
моё дыхание спасёт
не утоли не уходи
не утоли не уходи

я выйду утром на балкон
в начале тающей зимы
белею я — тепло-тепло
зимы

и снизу круглым малышом
барахтается на снегу
смотрю дышу
дышу

* * *

Над беззащитными кошачьими ушами
не бояться одичать:
пирацетам, циннаризин, новопасссит,
вдруг вспоминалось, и пожаловалась:
— Книга: кость обложки,
мякоть сердца в ней, как в рёбрах,
кровь под кожей —
но отдельно от меня.

* * *

Быстро-быстро течёт вода
в Ангаре, я смотрела на зеленоватую Ангару,
но мне снится вода очень яркая — купорос —
море, море и волны. Во сне я знаю, что вижу сон,
сон во сне: синий ладан, прохладный свет в глубине,
это твой сон, его для чего-то показывают мне.

Только что её заставляет так быстро течь,
так бежать, торопиться спрятаться, иль она —
безусловно, душа — не знает, что всем видна,
что изменчивость тела лишь подтверждение быстроте,
быстроте молчаливого страха, податливости его,
да, прозрачна душа, но видима тень её.

Своенравница: в ней отражению не успеть
поглядеться в себя, если только она не лёд,
и когда она лёд, те, кто в небе, слетаются посмотреть,
и тогда она с ними — в охапку, мёртвая — говорит.
Лёд сгорает в огне разговора и собеседник.
Я бегу, я бегу, я бегу, я бегу, молчу.

* * *

Как ты меня одолевал —
сижу с закрытыми глазами,
завязав.

Дрожат и тают на воде упругой листья.

Два яблока со сморщенною кожей:
зелёное и красное, без гнили,
лежат не рядом, словно старики.

* * *

Во всех моих сгораниях, во мне
живёт и дышит, воздухом летает
желание, вкушённое вовне,
оно не утихает, но оттает.

Попробуем безбольно воплотить
угаснувшее было мановенье,
и отвернуться, снова возвратить
другое тленье,

которым продолжаюсь и живу
и вижу превращение воочью —
лови меня, скажу, приобниму
и истлеваю, обращённа в клочья.

* * *

А. И.

Боль в белокожий воздух бросив,
её из воздуха открыв,
я принимаю эту осень,
как зимний и тревожный Крым.

Она сияет. Он сияет.
Я подошла. Подобрала
листок, который потеряет
изгиб и мягкость, порвала.

* * *

Екатерине Боярских