Голоса над рекой

Нина Михайловна досадливо улыбнулась, и - дальше, свое. - А все это место у вас начинается так: "Как же обратно, под пули, под смерть, когда рядом в своей уже стороне, в Сибири?" Тоже твои слова, а сам удивляешься! (Смех) Мы говорили давеча об этом, но я еще раз говорю, чтобы подчеркнуть. Действительно, мужик, считай, в ограде своей стоит, ему снова под смерть идти, а его в дом не пускают!! Конечно, несправедливо, не по человечеству - каждый скажет.

(Снова вынимает листок, читает): "Ему бы только один-единственный денек побывать дома, унять душу - тогда он опять готов на что угодно". Вот, слышите: ГОТОВ НА ЧТО УГОДНО! ОПЯТЬ!! Это я все из книжки твоей списала (спохватывается: вашей!), это ВАШИ слова, ЛИЧНО ВАШИ! Ну и какой же он дезертир-то? Просто беда у человека вышла, БЕ-ДА... И, главное, из-за чего? Из-за отсутствия милости, простой жизненной милости, жалости самой простой - у врачей тех в госпитале и у вас.

(Распутин в недоумении поднял глаза. Лицо сосредоточено, непроницаемо, строго.

Он закрыт весь, но изумление заметно.) Да-да, я про вас говорю, про вас! В каком смысле? У вас тоже милости нет: вы Гуськова больше нужного плохим сделали! Разве справедливо, что он сподряд одни преступления делает?? То рыбу крадет, то мельницу хотит поджечь, Настене грозит: убью, мол, если скажешь кому про меня, убью, и рука не дрогнет; то теленка при матери его убивает, то оленя, Ну, козулю эту... Сподряд, сподряд, как настоящий разбойник! А ведь Гуськов - не разбойник, он мужик как мужик, между прочим, неплохой, ну, обыкновенный; два ранения перенес, это третье уже, контуженный, всю войну без полгода провоевал, солдат хороший, разведчик, мужики с ним в разведку ходить любили, - а разве это так, так просто? Что же еще нужно-то? А вы? ОТ ВАС ЗАВИСИТ ВЕДЬ! (смех) Ну, рыбу ладно, рыбу пусть бы снял, ну, волком бы повыл - он же настоящего волка этим отпугивал, да тут и вообще завоешь (к Распутину), и ты бы завыл, вы! (в зале быстро обрывающийся нервный смех), но ведь не все же у человека одно хуже другого!.. Разве это СПРАВЕДЛИВО? Ему и так бы хватило, КОЛИ ОН ДЕЗЕРТИРОМ СЧИТАЕТСЯ, вполне бы хватило!.. Разве ты не понимаешь? Дезертир же!

Я вот думаю, что ты специально его таким сделал, чтобы людям легче было осудить его - помогаешь имя, - вот и выходит, что правда у вас несправедливая. (Тишина.

Как-то страшно.)

А зачем помогать? Кому? Все и так злые, прощать не умеют. Да люди же хуже зверей - не поймут и не простят. А уж в военное-то время!.. К стенке! Расстрел! Только расстрел, хоть Гуськов бы сто раз покаялся, сто раз бы на коленках прощения просил! Никто не простил бы. Никто! Ты спроси, спроси сейчас! Ну? Никто! НЕЛЮДИ МЫ, КАК ВРАЧИ ВАШИ ТЕ, МЫ ВСЕ ТАКИЕ, ВСЕ! (Тишина. Совсем страшно.)

Я еще не согласная с вами, что вы сейчас сказали: я, мол, книгу не про Гуськова и не про войну писал, я об одной женщине прекрасной хотел написать, дескать, она здесь главное, Настена, значит. Ну, смех! Не про войну!! Про Настену, значит??

Нет! У вас повесть не о ней, а - именно о войне, а, точнее, о добре и зле. Я сразу поняла. У нас на "Свече" тоже такая тема была: "ДОБРО И ЗЛО". Акимова еще доклад делала. (К залу): Помните? Вот. Мы тогда четыре раза собирались: все уложиться в одно занятие не могли, и у нас тогда, что ни месяц - то добро и зло!

(смех) (Непосредственно к Распутину): Какое у вас здесь зло? Зло здесь у вас сама война и люди, которые на ней управляют, даже совсем малую власть имеют, но - власть. Ну и добро, конечно, есть - любовь. Но не Настена одна, нет, а именно ЛЮБОВЬ. Я так понимаю, я свое мнение высказываю.

Я уже говорила: нелюди мы, вот я и хочу пример один привести из жизни нашей больничной - какие мы. Для сравнения.

И Нина Михайловна рассказала, что у них в больнице, где она раньше работала, тоже "женщина прекрасная" была, больная. Она полюбила одного парня в больнице, умирающего, Гошей звали. Она знала, что он умирающий, но полюбила. Любовь у них была очень хорошая, красивая... Женщина эта помогала Гошке жить. И вот старшая сестра отделения и говорит раз на планерке, что, мол, нечего здесь "РОМАНСЫ"

КРУТИТЬ". Так и сказала, сострила, что ли...

Что это, мол, больница, а не что-нибудь... И чтобы после одиннадцати "этой парочки" - так она сказала - на диванчике в коридоре не было, чтобы "разгонять"

их. Тоже ее слова. И мы, дураки, марионетки безжалостные, послушались и разгоняли, когда они в коридоре сидели и тихонько разговаривали, никому не мешая... И вот... вот Гошка через какую-то неделю умер... Так скоро, так никто не ожидал... Вот... "романсы"... Вот какие мы, я... Вспомнить жгет, внутри, стыдно, забыть не дает... А тут - дезертир, война! Дезертир-не дезертир! - разбираться-то кто будет?