«Помни меня! Я тебе никогда не чужая.
Помни меня, не забудь меня! Слышишь? Не за…»
У деда с внуком были свои разговоры, часто повторяющиеся. Внук был мал, а у деда не так уж много было прекрасных воспоминаний, а разговоры чаще всего строились именно на них, на дедовых воспоминаниях…
Ну вот, был у них, среди других, разговор о фазанах, точнее, о павлинах.
Оказывается, у маленького деда дома жили настоящие павлины.
Просто так. Да, просто так. Две пары павлинов, этих прекрасных птиц. Они ходили по двору между курами, утками и гусями.
Появились они у них потому, что мама деда взяла павлиньи яйца у жены их сельского врача Картавы, у которого павлины жили давно — откуда-то врач привез их.
— Дед! А вы их потом тоже жарили, как кур?
— Павлинов? Павлинов жарить?? Ну, ты даешь! — ошалело кричал дед. — Да они же для красоты! Это же жар-птицы, понимаешь?
— Жар-птицы?? — потрясался внук.
— Ну. Жар-птицы. А ты — жарить…
Смущенный внук умолкал. А после рассказывал своим друзьям, что У ЕГО ДЕДА, КОГДА ОН БЫЛ МАЛЕНЬКИМ, ВО ДВОРЕ ЖИЛИ НАСТОЯЩИЕ ЖАР-ПТИЦЫ. ПРОСТО ТАК. ДЛЯ КРАСОТЫ.
Однажды кто-то зашел к ним домой с мандолиной. И дед запросто стал играть на ней. Играл и подпевал: «Где эта улица, где этот дом?», «Раскинулось море широко…», «Песню про Щорса» на украинском, «Аз дэр рэбэ Эле-мэйлах…» («Когда учитель Эле-король…») на еврейском.
Он огорчился, когда пришлось вернуть мандолину хозяину. Они все искали ее тогда в магазинах, но мандолин не было. И потом не раз искали, а их все не было, да и дед вроде забыл о ней.
Однако, вспоминая друзей своей юности, он вспоминал и свою мандолину.
У них, почти у всех ребят, был какой-нибудь инструмент, и каждый подбирал разные песенки.
Иногда они собирались вместе, чтобы вместе поиграть, а в 7-м классе их учитель музыки организовал школьный струнный оркестр, в который все они вошли, и который был очень популярен — слушать его приходили и взрослые. Ребята выступали со сцены. Играли русские, украинские и еврейские песни. Некоторые девочки пели со сцены под их музыку, например, очень красивая девочка Зина Белинская.
На мандолине, кроме него, играли Мося и Зяма, на гитаре — Мара, на домре — Илья, на балалайке — Коля Плиц.
Когда теперь дед иногда слышал песни Утесова, он прямо расцветал весь и изумлялся: «Так ведь мы же все эти песенки еще когда пели!» И вдохновляясь, напевал одну за другой.
Где они теперь, школьные его друзья?
Мара и Зяма сгорели в танках, это он знал от матери Зямы, которая написала ему в армию и которую он видел после войны в 46 году, когда приезжал в свое село на место расстрела.
Узнал он и о гибели Зины Белинской, страшной ее гибели… Он старался не вспоминать об этом — тут надо было или действительно как-то ухитриться не вспоминать или уже сразу умереть.
Буква «П» кончалась так:
«Послала я к тебе, друг мой, связочку, изволь носить на здоровье и связывать головушку, а я тое связочку целый день носила, и к тебе, друг мой, послала:
изволь носить на здоровье. А я, ей-ей, в добром здоровье. А которые у тебя, друг мой, есть в Азове кафтаны старые изношенные и ты, друг мой, пришли ко мне, отпоров от воротка, лоскуточек камочки, а я тое камочку стану до тебя, друг мой, стану носить — будто с тобою видица…»
(Конст. Воробьев, рассказ «Генка, брат мой» — письмо жены мужу, 17 век)
«Р»
Рань, рвануться, раздать, родственники в приемном покое, развидняется, разнотравье, Requiem, радостные глаза…
«C»
Столько музыки в мире слышится И не слышно столько людей! (В.Коротич)
«С годами человек в чем-то становится тверже, в чем-то мягче, но ни в чем и никогда не становится более зрелым».
«Снова. Грустнее, чем «был». Снова. Грустнее всех слов. Снова».