Голоса ночи (сборник)

– Успокойся, – попросила Анжелика, потому что последнее слово Лена чуть ли не выкрикнула.

– Всегда, – продолжала та, упрямо не понижая голоса. – Я стала с ним спать. Ему не нравилась моя грудь. Она была не такая, как он любил. Ему нравились такие груди, как у молодых девчонок. Я была для него старая. Я плакала. Он сказал, что любит другую женщину. Не свою жену. Другую. Я плакала. А его жена не знала об этом. Теперь и она плачет. Она теперь все знает.

– Я не плачу, – тихо ответила Анжелика.

В глазах у Лены вдруг блеснул какой-то огонек. Она шевельнула губами и внезапно спросила так тихо, что Анжелике пришлось нагнуться к постели, чтобы расслышать:

– А ты ее убьешь?

Горящий пристальный взгляд, вполне разумная интонация, при совершенном безумии слов. Анжелика, пораженная и этой переменой, и этим вопросом, только и смогла нахмурить брови в знак недоумения. Лена повторила:

– Ты ее убьешь? Ты должна ее найти и убить. Ты теперь все знаешь. Я слышала, ты говорила о ней. Убей ее, убей!

– О чем шепчемся, девочки? – бодро спросил Саша, останавливаясь на пороге с чашкой чая в руке. Анжелика, не слышавшая, как он вошел, так и подскочила. А Лена даже не шевельнулась, только прикрыла глаза и сжала губы.

– Зачем ты ее слушаешь? – спросил Саша, устраиваясь в кресле и попивая чай. – Такая большая девочка, и слушает такие глупые сказки.

– Если я буду слушаться тебя, то мне вообще ни с кем разговаривать будет нельзя, – буркнула Анжелика, вставая с пола и присаживаясь в другое кресло. – Куда ты утащил мои сигареты?

Они вместе закурили. Саша выглядел посвежевшим – его умиротворил горячий обед. Анжелика задумчиво смотрела в пол, перебирая сказанное Леной и пытаясь понять, что из этой информации – полный бред, а в чем есть доля правды. «В одном я уверена, – сказала она себе. – Он ее не травил таблетками. Она говорила чепуху, бредила. Такого не бывает».

– Матушка, ты что поникла? – иронично спросил он. – Я же тебе говорил, с нею очень тяжело общаться. Не стоит даже прислушиваться к ней. Я, например, не прислушиваюсь. Боюсь сам сойти с ума. Это, знаешь ли, заразно.

– Она с тобой хоть немного говорила или молчала все время?

– Молчала. Иногда начинала хохотать, но даже головы не поворачивала. Каждый такой приступ веселья обходился мне в парочку седых волос. Такой веселенькой она в жизни не была. Жуть какая-то… – фальшиво вздохнул он, все еще неестественно кривляясь. – А вот с тобой поговорила от души, я слышал на кухне ваши голоса. Так мило, что ты ее позабавила. Я знал, что она будет рада тебя видеть. О чем вы говорили?

– Ты это назовешь сказками.

– А все же?

Анжелика глянула туда, где на подушке неподвижно лежала белокурая голова и пожала плечами:

– Да чепуху. Говорила об Игоре, обо мне, о тебе.

– А что обо мне?

– Ничего хорошего. Это же для тебя не новость, верно?

– Только бы эти дни пережить… – пробормотал он.

– Послушай, – Анжелика больше не настаивала на том, чтобы говорить о Лене на кухне. Теперь она нарочно стремилась говорить в присутствии Лены, чтобы та могла все слышать и как-то оценивать обстановку. Эта женщина вызывала в ней острую жалость и сильное беспокойство. – Что ты станешь с ней делать, когда найдут убийцу?

– Лечить. Я же говорил.

– Но если она?..

– Что? Расскажет докторам, что мы хотели убить Игоря?

– А ты думал об этом?

– Милая, у нее сейчас куча всяких навязчивых идей в голове… Даже если она станет рассказывать правду направо и налево, кто сможет определить, где правда, где бред?

– Врачи определят, когда ее вылечат.

– Когда врачи ее вылечат, она сама не захочет кому-то это рассказывать.

– Но она была нормальной, когда рассказала все Игорю!

– О чем ты говоришь? У тебя у самой-то все шарики в голове целы? Влюбленная женщина – тоже ненормальная, – отрезал он. – Хотя тебе этого не понять, как ни старайся. Ты же никогда никого не любила. Я тебе просто завидую!

С кровати раздался тихий, отчетливый смех. Оба вздрогнули, и Саша скривил губы:

– Ничего. Пусть развлекается. Надеюсь, ты не ослабила узлы? Боюсь, что она снова попытается откусить от меня сто грамм филея.

– Филей в заднице, а не на руке. И меня уже тошнит от твоего юмора. Мне надо идти, – Анжелика тоскливо смотрела, как тлеет ее сигарета. – Все это ужасно. Я так хочу уехать. Далеко-далеко… Слушай, а что ты говорил про банк? Что это за банк, который не сможет проверить следователь?

– Частный банк.

– Такое бывает?

– Милая моя, просто даешь деньги какому-нибудь человеку, а он тебе потом возвращает с процентами. Вот и все.

– Постой… – насторожилась она. – Так это ты делаешь от себя? Ты и есть банк?

– Ну, вроде того.

– И давно этим занимаешься?

Он вдруг замолчал, а потом тихонько начал смеяться:

– Ну, мать, прозрела. Поздно, конечно, но лучше поздно, чем никогда. Да, это я тогда дал тебе денег под проценты. Деньги были мои.

– Я это знала давно, не считай меня такой уж дурой! – отрезала она. – Но я все же не думала, что была не единственная. И многим ты даешь деньги под проценты?

– Какая тебе разница?

– Ксении давал? Лизке? Армену?

– Армену давал.