Голоса Памано

– Но твоя мать не утратила чувства меры. Она прекрасно отдает себе отчет, до какого предела может доходить и настаивать на своем. Во всем. Это самый расчетливый человек, какого я…

– Так ты со мной или против меня, Газуль? – Прямо как Иисус Христос, только в джинсах, с джином-тоником в руке на террасе барселонского офиса, напротив Педреры, осаждаемой толпой японцев.

– Я не хочу этого подписывать. Я не могу подложить такую свинью твоей матери.

– Значит, ты против меня. – Библейский жест, по-прежнему с джином-тоником в руке.

– Нет, это не так. Но я не могу…

– Ты против меня. Что ж, прощай. – И когда Газуль уже покидал террасу, он остановил его: – Ах да, и если ты скажешь ей хоть слово, я тебя убью.

Первой прореагировала мать. Прежде чем полностью окунуться в мир теней и после того как она узнала от расстроенного Газуля о деталях попытки государственного переворота, она провела два дня, непрестанно повторяя как же плохо я все сделала, не сумела воспитать твоего сына так, как ты этого заслуживаешь, Ориол. Все так сложно, у меня не получалось уделять ему достаточно внимания. Она дотронулась до крестика и цепочки, чтобы успокоиться. У Марсела такие же глаза и нос, как у тебя. Но у его сына лицо полностью твое. Сержи – точная копия тебя в молодости. Иногда, когда я смотрю на него, у меня перехватывает дыхание, и, чтобы скрыть это, я даю ему сложенную банкноту, и он улыбается в точности так же, как улыбался ты, когда писал мой портрет. Я не знаю, как правильно воспитывать твоих сына и внука, но я люблю их, потому что они часть тебя. Не обижайся на то, что мне сейчас придется сделать, Ориол, потому что это закон жизни. Мне следовало бы снять цепочку, но я поклялась, что никогда этого не сделаю, а посему я ее не снимаю. Я люблю тебя, Ориол. Завершив сию своеобразную молитву, она позвала Мерче, представила ей отчет о похождениях Марсела, намекнула, что, похоже, он и с трансвеститами тоже водится, и вручила ей визитку великолепного адвоката, который вытащит ее из любой передряги. Когда тени стали окутывать ее даже днем (на третьей неделе ее персонального крестного пути), она вызвала Марсела и сказала ему я полностью тебе доверилась, сынок, а ты меня предаешь; тебе следует знать, что с этого момента я не позволю тебе притронуться ни к единому сантиму из семейного капитала и тебе придется довольствоваться тем, что ты имеешь: жалованьем, которое ты назначишь себе в «Бруспорте», и моими ассигнованиями, как ты знаешь, весьма щедрыми. Что касается Тука-Негры, то извещаю тебя, что не позволю тебе ни на что наложить там свою лапу, сосредоточься исключительно на «Бруспорте» в полном соответствии с тем, как мы договорились несколько лет назад. Кроме того, ты по-прежнему должен консультироваться со мной по поводу любого решения, риски от которого могут превысить двадцать миллионов. И чтоб ты знал, весьма вероятно, что Мерче тебя бросит. Или ты думаешь, что если я перестала видеть, то стала полной дурой? И если ты еще посмеешь хоть раз высказаться против моей заинтересованности в беатификации Досточтимого Ориола Фонтельеса, я лишу тебя наследства. Ты меня понял?

В жизни любого человека есть поворотные моменты, отмеченные жаждой мятежа, характерного для авантюрных и бунтарских натур. Мятежа против материнской тирании. Марсел, считавший себя закаленным мятежником, на протяжении своей жизни неоднократно переживал моменты неповиновения матери – например, когда он имел дерзость влюбиться в будущую писательницу Рамону. Или когда без предварительного обсуждения решил производить носки для Бедоньи, к тому же изготавливать их в Сингапуре; эта стратегия принесла им просто неприличную прибыль и была удостоена первой прямой похвалы со стороны матери. Или когда, обеспокоенный достаточно слабыми и неявными признаками опасности, он, вопреки указаниям матери, в одностороннем порядке прервал переговоры с «Нишизаки»; правда, тогда, задав сыну изрядную головомойку, она вынуждена была переступить через свое самолюбие и, вывернувшись наизнанку подобно носку Бедоньи, произведенному в Сингапуре, публично признать, что Марсел был прав, устроив скандал с «Нишизаки-груп». Перечить ей совершенно невозможно. А тут еще вдобавок ко всему этот педик Газуль. Что ж, настал момент великого акта непослушания. Сейчас или никогда.

– Да, мама.