Голоса Памано

В половине девятого вечера она уже сидела в кресле для пациентов, и доктор Комбалья обследовал ее левый глаз, предпочитая не диктовать Ванессе, что именно он там обнаружил, потому что в таком случае он напугал бы пациентку так же, как был напуган сам. Ну какого черта именно мне выпала эта хреновая обязанность объявить Элизенде Вилабру, что все кончено, о чем, впрочем, он знал заранее, но ведь именно сегодня настал сей чертов момент, хотя в любом случае это был вопрос нескольких недель, ну, может, пары месяцев… Только теперь он перестал думать о своих коллегах, с которыми собирался встретиться за ужином (двадцать пять лет со дня выпуска; ему так хотелось снова увидеть Амуру и Пужола), и, когда она спросила сколько времени мне придется пребывать в темноте, он прочистил горло и сказал нууу, полгодика-год, а потом собрался с духом и добавил сеньора Вилабру, медицинская наука больше ничем не в состоянии вам помочь.

Собака или служанка? Трость? А как же счета? А путешествовать? А есть? Они что, не понимают, что я могу испачкаться и не заметить этого?

– Это правда, наука ничем не может помочь.

Она поняла, что должна принять сие как данность: шофер, который всего десять или двенадцать лет состоит у нее на службе, одолжит ей свои глаза на дороге; в какой-то степени болезнь заставила ее пожалеть об отсутствии Хасинто. Она поняла, что Сьо, несмотря на свой ревматизм, будет ее опорой в доме. Что Газуль превратится в ее рабочее бюро и будет иметь полный доступ ко всем счетам и именно от него она будет узнавать, поступил ли денежный перевод от немцев. И она больше никогда не увидит жалобного выражения лица влюбленного в нее до потери пульса человека, который всегда мечтал, что однажды она скажет ему Газуль, ты интересуешь меня не потому, что ты лучший на свете адвокат и умеешь творчески подходить к решению любой проблемы, а потому, что я люблю тебя. Однако этого так и не произошло, и Газуль безропотно продолжал выполнять все ее распоряжения. Почему люди намертво запечатлевают прошлое в своей памяти?

В полночь доктор Комбалья закончил обследование и сказал пока мы ждем результатов, на что уйдет по меньшей мере пять или шесть дней, постарайтесь не накручивать себя, сеньора Вилабру. Все в жизни имеет свое решение, и даже в самом худшем из возможных случаев мы должны благодарить Бога, поскольку существуют гораздо более агрессивные формы этой болезни.

Идиот. Что может быть более агрессивным, чем мрак? И потом, человек, который так легко сдается, не настоящий врач, он вообще ничто.

– Я хочу проконсультироваться у другого… Я хочу услышать другие мнения.

– Разумеется, сеньора Вилабру.

Мнений было три. Но они расходились только в сроках. Вилка от пяти недель до двенадцати месяцев, предоставляющая ей некий запас времени до того, как она начнет спотыкаться о собственную тень. Когда был вынесен окончательный приговор, она тоже не жаловалась. Трезво размышляла над тем, что ее ожидает: как утверждали врачи, вначале ослабление зрения будет не очень заметным, пока внезапно, в пределах нескольких недель, она не начнет ежедневно и вполне явственно ощущать зрительную деградацию, в результате которой зрение сузится до темных пятен. И в конечном итоге последний лучик света погаснет, как жизнь. И зеркало превратится в холодное и бесполезное прикосновение, как смерть.

– Говорят, золотистый ретривер – лучший на свете поводырь.

– Если ты купишь мне собаку, я вышвырну тебя из фирмы и из своей жизни.