Голоса потерянных друзей

Мы начинаем спускаться по лестнице, а я все оглядываюсь назад и гадаю: зачем Робин положила себе в ящик стола бильярдные шары? Получается, внизу они не нужны? Помнится, бильярдный стол был покрыт чехлом и завален книгами.　

Бильярдный стол…

Глава двадцать седьмая

Ханни Госсетт. Техас, 1875

Люди считают, что Элама Солтера пули не берут. Да и он сам так считает. И все же я молю небеса: «Пусть он избежит смерти, где бы ни оказался!»　

Его не застрелят! Этому не бывать!　

Я собираю о нем истории, которые рассказывают солдаты, и зарываюсь в них, подобно амбарному коту, который греется в соломе холодной зимней ночью.　

«Ему дважды простреливали шляпу».　

«Под ним трижды убивали лошадь».　

«Он в одиночку поймал опаснейшего преступника, Дэнджа Хиггса».　

«Он выследил этого полукровку, Бена Джона Лестера, на индейской территории и сцапал его в Канзасе. Элам Солтер лучше всех умеет ходить по следу».　

Я все думаю об этих историях, а тем временем масса наконец покидает этот мир, после чего следуют дни печали и скорби, а потом — похороны, и я нет-нет да и задумаюсь, насколько хорошо мисси понимает, что случилось. После похорон она падает ничком на могилу рядом с Джуно-Джейн и жалобно хнычет. Я вижу, как она яростно роет пальцами землю и цепляется за нее.　

Это странные печальные дни, и я жду не дождусь, когда же им придет конец.　

А когда они проходят, мы отправляемся в путь по Сан-Саба-Ривер-роуд. Мы едем в повозке, запряженной армейскими мулами, и кроме кучера нас сопровождают еще трое солдат. По плану они должны проводить нас до Остина, получить там груз с оружием и вернуться в форт.　

Солдаты беспечно держатся в седле, болтают, пересмеиваются, а ружья и пистолеты висят у них на поясе. Кажется, они не знают ни забот, ни тревоги. Только жуют табак, дразнятся да соревнуются, кто дальше плюнет.　

Кучер тоже держится очень спокойно — иногда он обводит окрестные земли взглядом, но, кажется, нисколько не боится нападения.　

Мы с Джуно-Джейн обмениваемся встревоженными взглядами. Кожа у нее под глазами распухла и покраснела. Она постоянно плачет, и так безутешно, что я уж и не знаю, переживет она свое горе или нет. Пока мы едем, она без конца оборачивается, высматривая тот клочок земли, где мы похоронили ее папу. Но не будет ему мирного упокоения здесь, так далеко от Госвуд-Гроува. Джуно-Джейн хотела забрать его домой и похоронить там, но это было невозможно. Даже чтобы самим туда вернуться, нам приходится полагаться на помощь незнакомцев. Когда-то у массы во владении было больше четырех тысяч акров земли, а теперь он покоится под простым деревянным крестом, на котором выцарапано его имя. Даже год рождения — и тот указан примерно. Ни я, ни Джуно-Джейн точно его не знаем, а мисси молчит.

Начинает накрапывать дождик, и мы, задвинув шторки, сидим и слушаем, как стучат колеса, отсчитывая милю за милей. А чуть позже я слышу вдалеке голоса мужчин, которые шумно кого-то приветствуют. Меня охватывает волнение. На коленях я ползу к краю повозки и поднимаю холстину. Джуно-Джейн следует за мной.

— Оставайся тут! Присмотри за мисси! — велю я, и она мне не перечит. За последние недели мы сблизились куда сильнее, чем полагается «почти кузинам». Мне кажется, мы теперь как сестры.　

Он снова кажется мне призраком, которого и не сразу заметишь среди коричневато-золотистой травы и колючего кактуса. На этот раз он скачет на рослом буланом коне, к которому привязан еще один, под мексиканским кожаным седлом, запачканным засохшей кровью.　

Сердце в груди колотится быстрее, и я тут же отдергиваю занавеску и внимательно оглядываю Элама Солтера, чтобы только удостовериться, что кровь на седле — чужая. Он видит в моем взгляде вопрос и делает несколько шагов в мою сторону:　

— Мне в этот раз повезло больше, чем кое-кому.　

— Какое счастье! — я широко улыбаюсь ему, даже не задумываясь толком о человеке, который рухнул замертво со второй лошади. Если его убил Элам, значит, он того заслужил!　

— Я надеялся перехватить вас до отъезда. Но работа отняла больше времени, чем хотелось бы, — говорит Элам, облокотившись на рожок своего седла. Он весь мокрый, забрызганный грязью. На груди лошади виднеются белесые пятна засохшей пены. Элам отпускает поводья, и измученный скакун опускает голову, с шумом втягивая воздух.　

— Хотел сообщить вам, что мы обезглавили эту змеюку, — заявляет он, переводя взгляд с меня на Джуно-Джейн и обратно. — Марстон собственной персоной арестован в Хико и теперь будет судим за свои злодеяния, а затем и повешен. Надеюсь, это хоть как-то утешит вас. — он смотрит на Джуно-Джейн и мисси. — Теперь нам предстоит поймать остальных его лейтенантов и высокопоставленных офицеров, но многие из них скорее всего предадут его идеи и отправятся в Мексику или на фронтир. Надо сказать, их главарь не сумел бесстрашно встретить свою участь. Мы сцапали его в житнице, где он прятался, точно загнанная крыса. Даже ни одного выстрела не сделали.