Голоса потерянных друзей

Замена бисквитов на печенье сослужила мне добрую службу еще и в том, что ученики забыли о моем прежнем прозвище и дали мне новое — Лумпа, в честь умпа-лумп, персонажей популярной книги «Чарли и шоколадная фабрика», экземпляр которой попал на наши классные полки благодаря подписке на книгу месяца, когда-то оформленной судьей. После разгоряченных споров в классе мы разработали систему недельных абонементов на книги из нашей новой библиотеки. Сейчас эту книгу взял себе парень по имени Шэд, один из самых смирных моих подопечных, входящих в негласную категорию «деревенщин». Он в классе новенький, а еще принадлежит к печально известному семейству Фиш. Экранизацию книги он посмотрел после семейной поездки к отцу, который отбывает трехлетнее заключение в федеральной тюрьме по статье, связанной с оборотом наркотиков.　

Мне бы хотелось тщательнее разобраться в ситуации Шэда — как-никак он ест куда больше печений, чем остальные, и тайком набивает ими карманы, а это явно неспроста, — но в сутках слишком уж мало часов. Никак не могу избавиться от ощущения, что я постоянно выискиваю тех, кому сейчас больше, чем другим, нужно мое внимание. Вот почему на то, чтобы разузнать, что же творится с Ладжуной, мне понадобилось несколько дней.　

И вот наконец я звоню в дверь дома, адрес которого указан в ее личном деле, хранящемся в школе. За дверью обнаруживается захламленная, ветхая квартирка, а мужчина, открывший мне, лаконично и сухо сообщает, что вышвырнул «такую-разэдакую» за порог вместе с «выродками ее», и попросил немедленно убраться с его крыльца и больше тут не появляться.　

Придется навестить тетю Сардж или Бабушку Ти — больше ничего не остается. Сардж живет ближе к городу, так что я вскоре оказываюсь у нее. Одноэтажный домик, выстроенный по канонам «креольской архитектуры», напоминает мне мое съемное жилище, разве что отремонтированное. Облицовка дома, рамы на окнах и двери выкрашены в контрастные цвета — солнечно-желтый, белый и насыщенно-зеленый, — из-за чего жилище кажется прямо-таки кукольным. При виде него во мне только крепнет решимость продолжить попытки и уговорить Натана сохранить дом, в котором я сейчас живу. Если им заняться, он будет выглядеть ничуть не хуже этого! Завтра как раз день, когда работает фермерский рынок. Надеюсь, у меня получится поймать Натана.　

Впрочем, это потом. Сейчас надо разыскать Ладжуну.　

Мне никто не открывает, но из-за дома раздаются голоса, и я, обогнув безупречную клумбу, иду к проволочному забору и покосившимся воротам. Цепкие стебли ипомеи вьются вдоль кольев и оплетают сетку, отчего издали забор напоминает пестрое полотно.　

В саду, занимающем добрую часть двора, на грядке с какими- то рослыми кустиками работают две женщины в потрепанных соломенных шляпках. Одна из них крепко сбита, а ее движения неспешны и скованны. Вторая, должно быть, Сардж, хотя в шляпе с широкими полями и перчатках в цветочек ее сложно узнать. Я наблюдаю за этой картиной пару мгновений, как вдруг в сознании вспыхивает давно забытая картина. Мне вспоминается, как я, будучи еще совсем крохой, стояла в саду у куста клубники, а кто-то из взрослых направлял мои маленькие непослушные пальцы, помогая сорвать плоды. Помню, как трогала каждую ягодку и спрашивала: «Эту? Или эту?»　

Понятия не имею, где именно это все происходило. Возможно, это было очередное место, где мы на время поселились, и очередной сосед, по доброте душевной согласившийся сыграть роль доброго дедушки. Всякий раз, когда мы перебирались в новый город, меня неизменно привлекали люди, которые редко покидают свой участок и много времени проводят во дворе.　

И тут на меня накатывает тоска — до того неожиданно, что я не в силах дать ей отпор. Такое иногда случается. И пусть мы с Кристофером подробно обговорили эту тему и пришли к общему выводу, что детей нам лучше не заводить, в мысли нет-нет да и закрадывается этот мучительный вопрос: «А что, если…»　

— Здравствуйте! — кричу я, перегнувшись через ворота. — Простите за беспокойство!　

Приподнимается только одна из шляп. Пожилая женщина продолжает трудиться на грядке. Она срывает какие-то вытянутые зеленые стручки и бросает их в корзину — срывает и бросает, и так раз за разом. А вторая и впрямь оказывается тетей Сардж. Знакомым движением она быстро вытирает лоб, поправляет шляпу и идет ко мне.　

— Опять в доме какие-то неполадки? — спрашивает она, и в ее голосе слышатся забота и сочувствие, что меня удивляет — расстались-то мы все-таки не на самой приятной ноте.　

— Да нет, там все в порядке. Но вы оказались правы — скоро мне придется оттуда съезжать. Если услышите, что где-то сдают жилье в аренду, дайте знать. Мне особых излишеств не надо — подойдет даже гараж. Как-никак жить я буду одна.　

— То есть воссоединения с женихом не предвидится, надо думать? — уточняет она, давая понять, что не забыла нашего разговора в день починки крыши. И я снова чувствую это странное родство.　

— В точку.