Голоса прошлого

   Игорь вернулся с горячими стаканчиками в руках. Мы с Ане кутались в капюшоны– торбы своих пуховиков, под пуховиками на нас было слоя четыре одежды. А Жаров прекрасно чувствовал себя на морозе с непокрытой головой, без перчаток, в лёгкой куртейке. Пирокинез стал неплохим ответом вынужденной изоляции и ледяному веку. Когда Старую Терру открыли во второй раз, подавляющее большинство населения являлись носителями пирокинетической паранормы. Им не страшен холод, им не страшен огонь, они сильны и выносливы, прекрасно чувствуют себя там, где обычный человек загибается через несколько минут. Например, в неадаптированной атмосфере оллирейнских кораблей безо всякой защиты… Но пирокинетики живут мало. Непростительно мало! Средний возраст – пятьдесят четыре года у мужчин, пятьдесят восемь у женщин. Минимальный порог – шестнадцать, максимальный зафиксированный официально – шестьдесят один. И прогерия Эммы Вильсон, возникающая у одного подростка из ста тысяч, как реакция на взросление, гормональную перестройку и выход паранормы на активный режим. При общей численности пирокинетиков в Федерации – цифра страшная, до четырёхсот тысяч в год. Четыреста тысяч детей– пирокинетиков погибают в возрасте шестнадцати– восемнадцати лет. А мы, целители, не боги, мы сами переживаем порог созревания немногим лучше.

   За всё приходится платить. Простая истина, от которой иной раз лезешь на стены. И от которой никуда не деться. Никому. Никогда.

ГЛАВА 4

Посёлок Отрадное, Старая Терра, локальное пространство Солнца, Земная Федерация, двадцать девять лет назад

   Дорога улетала назад с приличной скоростью. Я любила скорость, но до таких значений сама ещё не разгонялась. Подежуришь в травматологии, посмотришь на любителей погонять и подумаешь: а, ладно… тише едешь, дольше проживёшь. Впрочем, в городе регламент жёсткий, не разгонишься, даже если захочешь. А за городом я, прожив на Терре почти год, ещё не бывала. Не приходилось к случаю.

   За городом на скоростных трассах порог ограничений был иным. Здесь, наоборот, ограничивалась чересчур тихая езда, и оно понятно. Тихоходники могли создать нешуточную угрозу.

   Игорь Жаров вёл машину, Нохораи укачалась и задремала на заднем сиденье, а мы с Ане потихоньку болтали о всякой всячине. Обеим было что рассказать. Наконец мы свернули с трассы на дорогу к Отрадному, встречных машин сразу стало намного меньше. В Отрадном жило порядка полутора тысяч семей, как здесь считали. Каждая семья насчитывала несколько поколений, и в общей сложности средняя численность проживающих в одном домовладении колебалась от пятидесяти человек до ста пятидесяти. Традиции…

   По правую руку, за заснеженными холмами, разливалось странноватое серебряное свечение, отчётливо видимое в неярком вечернем сумраке белой ночи.

   – Что это? – любопытно спросила я.

   В тёплом салоне словно повеяло холодом. Ане напряглась, но ответил Игорь:

   – Долина Памяти.

   – Кладбище, – неохотно пояснила Ане в ответ на мой непонимающий взгляд.

   Очень неловко получилось.

   Нас встречали. Орава детишек, сумрачный мальчишка лет четырнадцати и девушка с тросточкой. Я сначала не поняла, зачем ей трость, решила, что травма, но, уже в доме, разглядела полностью седые волосы, сухое лицо, по– птичьи тонкие, прозрачные пальцы со старческими пятнами на коже, и мне захотелось бежать отсюда с воплями. Не я ли вчера поминала прогерию Эммы Вильсон? Получи, так сказать, наглядное пособие. Семнадцатилетнюю старушку звали Настей и обращались с ней, как со всеми, то есть, не выделяли особенно и не демонстрировали по отношению к ней какую– то отдельную жалость. Правильно. Жалость убивает даже здорового, а тут…

   Младшие Жаровы тут же утянули куда– то в глубину огромного дома Нохораи. Они сразу же назвали её Угольком и спросили, за что её мама поджарила, неужели настолько плохо себя вела, и девочка несмело улыбнулась в ответ грубоватой шутке. Давно пора. А то я уже боялась не дождаться этой улыбки.

   И вдруг в конце коридора я увидела ужас. Свой вечный кошмар. Ужас держал на руках ребёнка, совсем маленького, не больше года, и вспышкой врезалось в сознание воспоминание – другая планета и совсем другой мужчина и тоже с ребёнком на руках, то же самое лицо, один в один такое же самое, вот только… только…

   Меня шатнуло на стену, в ушах зазвенело и не хватило воздуха для полноценного вдоха. Нет, нет, нет, опять, снова, опять! Вокруг взвилась чудовищная спираль психокинетической силы: я не позволю… не позволю снова… к себе прикоснуться…

   – Энн!– встревожено вскрикнула Ане, хватая меня за руки. – Энн, ты что?

   Она проследила мой взгляд, сразу всё поняла, крикнула:

   – Мэтт, уйдите немедленно! Потом объясню!