Голоса прошлого

   Я успела узнать, что из старших Жаровых, кроме Игоря, двоих юношей семнадцати и шестнадцати лет, учившихся в Новогородском Лицее, и младшего брата– подростка, которого звали Андреем, никого уже не осталось. Старшие братья и братья по отцу и по матери – погибли, мать ушла несколько дней назад по старости. Осталась только мелюзга, умирающая Настя и Мэтт.

   За спиной скрипнул снег. Я обернулась и увидела Андрея. Он кивнул мне, я кивнула в ответ. И тогда он сказал, явно имея в виду Мэтта:

   – Я его поначалу ненавидел. Не понимал, что мать в нём нашла. Бесился. Считал, что она память отца топчет.

   Я тихо слушала. Выговориться парню хотелось, ясное дело.

   – А он ничего себе так. Вон с ними возится… любят они его. У нас скоро девчонка его появится.

   – Как это? – не поняла я.

   Андрей посмотрел на меня. Глаза у него оказались светлые, серые, как у брата.

   – Ну, право на посмертного ребёнка, – объяснил он. – Каждый вправе оставить после смерти одного ребёнка. Мать захотела, чтобы девочка и чтобы на Мэтта похожа была. Волосы, глаза, конопушки и всё такое. Так– то она будет наша. Биологически наша, то есть. На алаурахо наши паранормы не адаптированы. Она в Тойвальшен– Центре, в аппарате искусственной утробы, сейчас. Осенью родится. Мы ей уже имя дали, по матери – Ольгой будет.

   Я тщательно переварила в себе услышанное. Так вот почему в семье столько маленьких детей! Посмертные дети ушедших, ведь все мужчины Жаровых, и некоторые женщины, служили в федеральных войсках, а там риск получить своё достаточно высок. Плюс короткий срок жизни. Наверное, правильный обычай. Наверное, местным иначе нельзя…

   – А Настя? – спросила я. – И она тоже имеет право на ребёнка?

   – Нет, – качнул головой Андрей. – Ей нельзя.

   Правильно. Жестоко, но правильно. Прогерия Эммы Вильсон передаётся по наследству, до сих пор не известны все сочетания генов, причастных к возникновению этой дряни. Какие– то известны и их стараются исключить при подготовке к зачатию, но не все, иначе такая прогерия не возникала бы у детей же очень давно. Зачем портить генофонд, когда его можно не портить?

   – Слушай, Андрей, – сказала я. – Покажешь мне окрестности? Мне любопытно.

   Он пожал плечами, кивнул. Я повернулась, собираясь позвать на прогулку Нохораи, но мальчик сказал строго:

   – Малую не бери.

   – Почему? – удивилась я.

   – Малышей до семи лет вывозить за пределы домовладение без двух взрослых на одного – нельзя.

   – А мы что, не взрослые? – спросила я.

   Он хмуро посмотрел на меня.

   – Ты инопланетница, – объяснил, спокойно объяснил, без презрения к моей мягкотелости, просто озвучил по факту. – А я… поток пока не очень стабильно держу. Оставь девчонку, с ней не пойду.

   Я возмутилась было на такой непререкаемый тон, и от кого! От мальчишки, на пять лет меня младше! Но потом поняла, что он прав. И согласилась.

   – Пошли, – коротко кивнул он мне.

   И мы пошли к гаражам. Я объяснила Нохораи, что ухожу на пару– тройку часов, она не огорчилась. Игры на горках занимали её больше моего отсутствия. Она ведь знала, что я вернусь, как возвращалась всегда.

    Гаражи, собственно, содержали в себе не только машины и запчасти к ним, и, по сути, назывались гаражами просто по инерции, с тех времён, когда в них действительно стояли только машины. Сегодня, наряду с помещениями для снегоходов и летних машин, здесь находились так же мини– склад продовольствия, тёплой одежды, необходимых для работы в саду инструментов. И оружейная. Приличное и очень серьёзное помещение. Чего здесь только не было! Я узнала несколько моделей. В том числе памятный мне по станции Кларенс «Шорох», только в планетарной модификации, а так же «точки» гражданского образца.

   – Зачем это всё? – спросила я удивлённо. – У вас же у всех паранорма.

   – На паранорму надейся…– хмуро возразил Андрей.

   Расхожая фраза, адаптированная под местные реалии. На паранорму надейся, а сам не плошай. В оригинале было На бога надейся.

   Мальчик взял «Шорох», привычным движением проверил заряд.

   – А можно мне тоже? – спросила я, кивая на «точки».

   Он очень удивился:

   – А ты умеешь?

   – Конечно, – самодовольно сказала я.

   – Хорошо. Будем идти мимо стрельбища, покажешь.

   Не верит, ишь ты. Ладно, покажу! Посмотрим, так ли будет улыбаться потом.

   На лыжах я ходила неплохо. Конечно же, не так ловко, как местные, привычные к лыжам с детства. Но неплохо. Я тренировалась, водила на занятия и Нохораи. А что делать, лыжи здесь не блажь повёрнутого на спорте фанатика, а средство передвижения. И всё же выдержать темп, заданный мальчишкой, оказалось непросто. Попросить его притормозить не позволяла гордость. Вот и получилось так, что я, пройдя весь посёлок насквозь, посёлка не увидела. Занята была вопросом, как не опозориться.