Голоса с улицы

– Прекрасно, – радостно ответила Эллен. – Элис, у вас такой чудесный дом… Я так завидую! Все эти потрясающие деревянные полы… и все они – отполированы.

– Натерты воском, – поправила Элис.

– Когда вы только успеваете присматривать за таким большим домом? Да еще за садом… тут же целая усадьба!

– Это входит в привычку, – рассеянно сказала Элис, думая об ужине. – Главное – довести все до автоматизма.

В гостиной мужчины громко, настойчиво совещались. Сидя друг против друга, положив ногу на ногу и откинувшись в креслах, они перебирали темы вчерашнего дня.

– Поступила та партия от Лео Дж. Майберга? – спрашивал Фергессон.

– Да, прислали через «Транс-бей». Большая часть уже разошлась.

– Много невыполненных заказов? Я собираюсь их отменить: слишком много накапливается. Это просто вымогательство – они же знают, что расходы удваиваются. Мы получили пятьдесят штук «пять на четыре» – в два раза больше, чем можем реализовать. Я отошлю половину обратно.

– Мы наконец-то сбагрили большой комбик «зенит», – сказал Хедли.

– Я видел чек. Какой у тебя сбыт?

– Мы с Уайтом разделились… Я обратился к нем первым, но он уже договорился с другими. Так что товар вернулись.

– Надо было тебе договориться с самого начала, – кисло сказал Фергессон.

– Никто же не выкладывает с самого начала четыре сотни долларов.

– Скатертью им дорожка, – злобно продолжил Фергессон, – но ты потерял их. Имена хоть знаешь?

Разговор затих до неприязненного бормотания.

– Дорвались, – глуповато заметила Эллен. – Какие они… серьезные.

– И так будет весь вечер, – смиренно сказала Элис.

Расширив от благоговения карие глаза, Эллен залепетала:

– Меня так радует, когда он пробуждается и начинает чем-то интересоваться… Обычно он как бы… – Она пожала плечами и улыбнулась. – Понимаете, вечно витает в облаках, – а затем быстро добавила: – Конечно, у него масса идей. Надеюсь, у Стюарта получится рассказать ему о новой идее прилавков: он набросал несколько проектов, и они просто шикарные. Вы же знаете, Элис, у него талант. Он должен был стать архитектором или кем-нибудь в этом роде, – Эллен беспокойно бегала за хозяйкой по кухне. – Чем-нибудь помочь?

– Все нормально, – холодно ответила Элис.

Эллен открыла холодильник и заглянула туда.

– Можно поставить бутылочки Пита? – с надеждой спросила она.

– Конечно.

– Спасибо, – Эллен ушла за бутылочками. – Они в спальне вместе с его вещами.

Элис вернулась к стряпне. Эллен на мгновение остановилась в гостиной и улыбнулась мужчинам… но, когда девушка вернулась на кухню, Элис заметила, что ее лоб наморщился от напряжения.

– Расслабься – сказала ей Элис.

По лицу девушки, точно мед, расплылась приятная, бессмысленная улыбка.

– Ах, Элис, вы такая общительная. Мне бы вашу коммуникабельность.

Элис достала из духовки горячую дымящуюся меч-рыбу, переложила ее на тяжелую тарелку и, украсив лимонными дольками, отнесла в гостиную. Все завороженно наблюдали, как запыхавшаяся Элис суетливо бегала на кухню за мисками с горошком, соусом беарнез, печеной картошкой, салатом, кофеваркой, булочками.

– Выглядит потрясающе, – сказал Хедли, подойдя к массивному дубовому столу, на котором были строго расставлены старинное столовое серебро, фарфор и льняные салфетки на роговых кольцах. Он одобрительно улыбнулся. – Настоящий пир.

Фергессон бесцеремонно уселся и налил себе в чашку дымящегося черного кофе.

– Давайте уже начинать, – сказал он, добавив сливок и сахара, после чего Хедли усадил свою жену, а Элис поспешила на кухню за сливочным маслом.

Ужин начался в напряженном молчании. Элис перекусила быстро, по-деловому, не спуская глаз с мужчин и девушки. Фергессон принялся за еду без лишних слов, с бесстрастным раскрасневшимся лицом, и стал уплетать ее, точно портовый грузчик. Сидевшая рядом Эллен жеманно ковырялась в тарелке, изредка наполняя рот и кривя красные губы в нервной гримасе. Пару раз она, извинившись, упархивала в спальню взглянуть на Пита: наблюдая за тем, как вокруг ее стройных ног шелестят юбки, Элис гадала, нервничает она или притворяется – а может, и то и другое сразу? Скорее всего, и то и другое: когда Эллен вышла из спальни, Элис вновь уловила в карих глазах девушки мгновенную вспышку подлинной паники.

Пока жена изо всех сил старалась, чтобы все прошло гладко, Стюарт Хедли весело уминал рыбу, печеную картошку, булочки и зеленый горошек: его красивое белокожее лицо казалось совершенно бесхитростным.

Какое-то время все молчали. Наконец, когда тишина стала тягостной, Фергессон заговорил.

– Что ж, – сказал он, не обращаясь ни к кому в частности, – я слышал, призывную квоту снова подняли.

– Она постоянно растет, – откликнулся Хедли с полным ртом и запил еду кофе. – Но им до меня не добраться: у меня ведь больная печень.

Фергессон уставился на него.

– Он еще и гордится тем, что болен. А по мне так ты выглядишь вполне здоровым: с тобой все в порядке.

– Но к службе я все равно не годен, – заносчиво возразил Хедли.

– Я ушел на Первую мировую добровольцем, – пробрюзжал Фергессон. – Морская пехота – Вторая битва при Марне, лес Белло[37]. Мне это ничуть не навредило.