«Голоса снизу»: дискурсы сельской повседневности

А то уж со мной и три перины, и все. и дом сделали. А вышла – ничего. От семьи отошел, от детей, ничего – горшочек один дали. И он лопнул и все. Я пошла в Крепенький, рысью бегала за чугуном. И вот с этого горшочка мы вот все нажили. Вот, как наша жизнь пошла. Это вот есть чего рассказать, какой труд был наш. Ну и экономство. Немножко получали денег, и деньги у меня всегда были. Вот, всегда. И мы не знали, что это такое – нет денег. Говорять: «Ну, как же это они у тебя всегда есть?» Я говорю: «Я знаю, что в месяце тридцать дней. Я чего же буду тратить?» Всегда оставалось, хоть сколько. Когда реформа была – обмен денег. А он получал 400 рублей, хозяин мой. Было 400 рублей, ну сколько, 40 рублей получили. И мы вот на них долго жили. Так вот я думаю: «Как же это так, что они у нас оставались? Чтобы жили и оставались?» И я сделала такую копилку. Вот она у меня стоить. Вот, обшила и туда складала по пять рублей. И прошло семь месяцев. Привезли тумбочку. Вот она стоит, 35 рублей. Я вынула из копилки, купила. И все. А это вот шифоньер и там это, барахло, – когда ушел в отпуск хозяин. Он за месяц получил и за отпуск. Когда идет в отпуск хозяин, обязательно какая-то у нас вещь. У нас сейчас одеяло лежит атласное, двухспальное, новое еще, с этикеткой. В отпуск он пошел и купил. Я уж забыла, в каком году?..

Уж работал. И я говорю: «Ну, чего ж? Умер – 77 лет было. Это уж он сколько – с шестидесяти лет не работал? Да. Восьмой год лежить, и одеяло лежить, и неодеванное!» Теперь сестре я говорю: «Ну чего же делать из нее? Материя лежить у меня и вата. Выстегать себе сейчас?» – «Чего ты будешь стегать?! Одевайся новым. Оно атласное, хорошее». Я говорю: «Нет, нет, милая моя! Вовремя не одевалась, а теперь – ну чего я?! Под восемьдесят! Нехай лежить!..