«Голоса снизу»: дискурсы сельской повседневности

Еще раз сошлемся на то место из «Экономических рукописей 1857–1858 гг…», где К. Маркс афористически заметил: «Анатомия человека – ключ к анатомии обезьяны…»^[39] И дальше – «намеки более высокого могут быть поняты только в том случае, если само это более высокое уже известно»^[40]. Чуть ниже Маркс переводит свою «анатомическую» метафору уже на язык обществознания, сказав так: «Буржуазная экономика дает нам <…> ключ к античной»^[41]. И это прямо соотносится с истолкованием дискурсивной материи крестьянских миров. Дискурс кланового распорядка многочисленной родни Михаила Голуба (дальше мы увидим, как ветвится и широко разрастается в его рассказе этот семейный космос), когда в него внимательно вникаешь, внезапно заставляет вспомнить о дискурсивной организации поколенчески предшествующих, ушедших в историю, крестьянских миров. Разумеется, и в повседневном существовании «отцов» имели место просторные и многоголосные партитуры межличностных отношений. Но почему об этом говорится скупо и невнятно? Причина здесь не в том, что крестьянских стариков по этому поводу не расспрашивали. Напротив, в программе интервью были заложены целые батареи вопросов о родне, о ее занятиях, об отношениях в семье. Но «отцы» об этом рассказывали мало и неохотно. Видимо, причиной такой забывчивости может оказаться заведомая подчиненность любых семейных связей и отношений хозяйственно-экономической проблематике повседневного крестьянского существования. В самом деле – Михаил Голуб постоянно увязывает бесконечный кругооборот «клановых касаний» в «ближнем круге» с разнообразными отправлениями семейной экономики. Именно циркуляция хозяйственных забот и дел сплетается в туго затянутую сеть отношений. А последняя, в свою очередь и в ту же минуту, порождает дискурс подробного, прямо-таки паутинного обозрения и охватывающего отслеживания тех границ и возможностей, которые предоставляет акторам станичная хозяйственно-экономическая и социальная среда. Всего этого в повседневной жизни крестьянских «отцов» уже не отыскивается. Один только собственный огород и несколько кур, редко-редко поросенок – вот типичный перечень их жизненного инвентаря. И еще маленькая, не прожорливая, смирная собачонка. Одинокая, неторопливая возня со всем этим хозяйственным микромиром не предполагает активного участия или помощи. Только сезонная уборка урожая корнеплодов (картофель, лук, свекла, морковь) раз в год собирает родню, и уж здесь крестьянские «отцы» просто сидят, сложа руки и приодевшись, умильно наблюдая старания сыновей, дочек, зятьев, невесток, снох, внучат. Таким образом, от былого симфонизма родственных отношений остается слабый звук, смешивающийся с тишиной. Но если попытаться спроецировать «более высокую» дискурсивную картину на нарративный материал ушедшего поколения, вникнуть в его молчаливые паузы и отрывочные намеки, то вполне возможно воспроизвести в воображении хотя бы примерное звучание смолкшей дискурсивной мелодии.

Валентина, жена брата Ивана