Как-то, вот, вожу политотдельца. По отрядам. На машине. А их в политотделе было три лица. И директор МТС – он четвертый. Я фактически работаю у директора, подчиняюсь директору МТС, а политотдел – вожу. Тоже подчиняюсь. Таперя, поехали мы в райпотребсоюз, в Вязовку. Это было в войну. Приехали в Вязовку, на базу райпотребсоюза. Он мне и говорит, политотдел: «Товарищ Шишкина, человека бы надо!» Я спрашиваю: «Какого человека?» Он говорит: «Да вот я хочу муки взять, ее бы надо погрузить в машину». А он на три человека хочет муки взять, на весь политотдел. Тогда я ему говорю: «А на кой человека-то?!» Я тогда сильная, здоровая была. И потом – где я ему буду искать человека-то?!.. Я ему говорю: «Подымай на меня мешок, и все тут!» А он: «Что вы, что вы, товарищ Шишкина! Вам, женщине, разве можно мешки таскать?!» Я говорю, думаю про себя: «Ах, – оп твою мать! А это можно, как ты мне велишь – с этой машины скаты сними, на другую переставь, даю пятнадцать минут, поездку сорвешь, будешь отвечать!» Это можно?! Колесо-то – тяжелее мешка! Ну, я так сперва подумала, а потом взяла и прямо эдак ему и сказала! Ну, подымает он мне мешок на спину, я вынесла со склада, погрузила. Поехали в райпотребсоюз. Ему нужно было набрать трикотаж, для трактористов – махорки, спичек, всего. Приезжаем туды, он все в мешок набирает. А махорку – в кашемировый платок, чтобы трактористам выдавать, которые перевыполняют норму. Набрал. Теперь – масла в бутыль налили. Все-все забрали. Поехали. Приезжаем – он мне ничего не дал. Ни-че-го! Я на акселератор-то жму, а у меня вот эти тапки все износились, жжет даже ногу! Прихожу к директору, он меня спрашивает: «Ну, взял он тебе в подарочек что-нибудь?» Я говорю: «Ничего». А директор: «А ты свали его на хрен где-нибудь…» Потом как-то второе лицо из политотдела ко мне на квартиру приезжает. Говорит: «Товарищ Шишкина, я пришел вот по какому делу. Мы даем тебе отдых – два дня. Мы хотим тебя в партию провести. Подумай. Два дня даем. Хочешь – в деревню езжай, хочешь – тут сиди. Как хочешь…» Я думала, думала. Гадала. Да. И потом говорю им: «Нет, пожалуй, ничего не выйдет!» Он меня спрашивает: «Почему?» Я говорю: «А потому! Я малограмотная. А я так располагаю, что партия должна быть действительно партией…» И еще говорю: «Партийный человек должен жить для блага народа! Но не так, чтобы себе больше загресть, и как бы это положить, заложить и как подковырнуть над людями». Вот как я сказала. Вот, говорю, меня что мучает! Да разве, говорю, это коммунист, который едет в галстуке, а его шофер юбку подвязал вот так вот?! Это коммунист?! Это партия?! Это правильно?! Говорю: «Не пойду! Я вот беспартейный большевик, а больше вас помогу народу». Да, я так и сказала. Потом, наверное, ему, главному политотдельцу, передали эти слова. Ну и ладно. Теперь мне этот, с которым мы в Вязовку ездили, говорит: «Товарищ Шишкина, сегодня поездка в Саратов у меня. Я тебе подарю вот этот кашемировый платок, который с махоркой был. Подарю платок, чтобы ты к моему приезду сшила юбочку». Я говорю себе – вон, какой ты скорый, раз-раз и все! Потом говорю: «А зачем платок портить, он с кистями, красивый. Я его могу платком носить». А он говорит: «Вот ведь вы какие! Вы ничего не выполняете, вам дашь, а вы…» Я говорю: «Да тут какое же может быть выполнение?!» Еще говорю: «А вы выполнили? Я вам таскала, таскала мешки, а вы мне даже обувку не взяли!» Ну, взяла я этот платок. Теперь он как-то спрашивает: «Товарищ Шишкина, не знаю, где краски взять». Я спрашиваю: «А на что?» Он мне: «У меня материал белый есть, покрасить хочу». Я говорю: «Да где ее сейчас здесь найдешь? Это надо в городе искать». А он говорит: «Вот. Я хотел тебе белый материал подарить, а у тебя и краски нет». Ты понимаешь? Он какой-то ненормальный! Чокнутый. Потом как-то поехали в Гремячку. Секретарь райкома еще с нами сел. Привезла их в Гремячку. А он заготовил там обед на два человека – вот какой жадный! Мне-то обеда нет. Подъезжаем, машину остановили, они двое пошли, а я у мазанки стою. Сели обедать. Секретарь глядит – меня нет почему-то. Подошел ко мне, спрашивает: «Товарищ Шишкина, Вы почему кушать не идете?» Я говорю: «Да как же я пойду, я не приглашена». А он: «Идите, идите…» А хозяйка – ей не хватит троих накормить, – она враз каши наварила пшенной и накормила досыта меня. И вдруг дождик пошел. Мне бы надо по одной дороге из Гремячки выезжать, а я по другой, к садам еду. А ведь война идет! Еду к садам, а тут – канава. И вот я машину-то свалила. Почти что нарочно! Свалила на свою сторону. И он на мне вот эдак вот повис, и кабинку не открою никак. Заело и ни в какую! Насилу-насилу открыла. И он через меня перелетел – я-то за руль держалась и ногами уперлась – и в канаву ка-ак треснется! Измазался, как боров. Приехала, директору рассказываю. А он мне: «Вот молодец, вот молодец, так его и надо!» Смеху было, невозможно! Вот. А он с наганом ходил всегда. Как-то говорит: «Товарищ Шишкина, давай разберем наган, почистить надо». Я говорю: «Ну, давай». Расстелила мешок, наган разобрала, а в нем, в нагане, столько частей разных – ужас! Он говорит: «Нужно достать авиационного бензину, промыть». Этот бензин такой – дунешь, и все высохло. Он чистый. А собрать-то наган он не сможет. И я не смогу. Ежели б я примечала, где какая часть, а то я сразу разобрала и все. Да мне и некогда было, все на скорую руку. Ходила я, военных упрашивала: «Соберите наган политотделу». Потом ему говорю: «Ну что, собрал?! А с нас требуете выполнения!» Машины, говорю, плохие, части к ним не завозите, и все такое. А сами спрашиваете, почему выполнения нет, почему, чаво? А сами, говорю, на такой работе и не можете сами наган собрать. Я его звала: «Товарищ начальник…» Фамилию не называла. Ну его, фамилию еще! Ну и вот: собрали наган, ушел он. Вдруг их расформировывают, политотделы. Угоняют. Он попал в Берлин. И вот он приезжает из Берлина вроде как за семьей или еще за чем-нибудь. А он знает, что я много хорошего для него сделала! Он говорит: «Товарищ Шишкина, поедем к нам туда, в Берлин. Я там в райисполкоме устроился. Я тебе дам машину, маленькую, легковую. Но только будешь там вооруженная ездить и ходить». Я говорю: «Нет, не поеду никуды!» И не поехала, работала в МТС. Потом МТС распалась, а почему, не знаю. Колхозы остались, а МТС распались.