«Голоса снизу»: дискурсы сельской повседневности

«Язык – пространство укладывания мира». Эта, с первого взгляда парадоксальная, мысль сформулирована В. В. Бибихиным в его книге о Л. Витгенштейне^[31]. В ней точно задан надлежащий масштаб понимания языка и мира, в том числе мира крестьянского. Прочитанный через ее высокую меру, приведенный выше фрагмент довольно сбивчивого, прихотливо скачущего по временам жизни, нарратива Любови Ивановны, если брать его в его общем настроении, добавляет к уже найденным свойствам крестьянских дискурсов еще одну черту. Речевая походка рассказчицы мало-помалу выстраивает здесь некий дискурсивный формат, в котором человеческий мир словесно (следовательно – фактически) укладывается в его безжалостной, нерасшевеливаемой, холодной плотности. В этом мире не просматривается хотя бы чуть брезжащего, отпускающего, позволяющего забыться в теплоте надежды, просвета. Буквально все жизненные движения этой деревенской женщины заведены на упрямое выживание, на каждодневное ожесточенное отвоевывание очередной порции (хочется сказать – «пайки») бытийного времени. В процессе начальных разговоров с Л. Шишкиной мне показалось, что это своеобразная манера, имеющая в глубинном замысле намерение как-то разжалобить и расположить к себе собеседника. Но нет, эта проекция сконструирована Любовью Ивановной не с расчетливой хитростью. Она присуща ее органично. Именно поэтому пространство нашего довольно продолжительного общения всякий раз образовывалось неторопливыми круговыми ходами, в процессе которых память респондентки наворачивала все новые подробности прошедшей жизни. И это общее движение очень редко приостанавливалось в точках подытоживания и осмысления собственной судьбы, причем чаще всего в форме молчаливых пауз, горестных вздохов и кратких реплик. Мне кажется, это не столько характеристика индивидуальной дискурсивной манеры крестьянского жизненного мира, сколько ее отчаянно тоскливый вариант, для которого можно было бы употребить выражение «русская хандра», если бы не отчетливо заметная коннотация этой формулы, прямиком отсылающая нас из глубин крестьянских миров в социальный «верх», в «свет», где обитают и обмениваются разными разговорами автоматически рассуждающие и заведомо сытые люди.

– В сорок первом году война началась. А я как раз училась на курсах, в Вольской школе. А в сорок втором году, через год, я эту школу кончила, школу механиков. Еду оттуда, заезжаю в Саратов. Иду по улицам, смотрю. Вижу, написано: «Начальник области». Это там, где цирк. Я захожу туда. Меня милиционер пропускает. Иду к начальнику. Говорит мне начальник: «В чем дело, гражданочка? Товарищ Шишкина…» Я ему говорю: «Вот мои документы. Я окончила школу механиков на отлично. Я механик, тракторист, комбайнер. А юбку узлом связываю – мне стыдно середь молодежи работать». Он спрашивает: «Как так?!» А я ему отвечаю: «Вот так! Тут мне не оплачивают, говорят, что, мол, неурожай, и тут мне не оплачивают – не знай почему. Говорят – перерасход горючего, что ль?» А тогда как было – на заправку едешь, а карбюратор постоянно течет. И с меня высчитывали за перерасход горючего. Работаешь, работаешь, а денег-то очень мало. Теперь он мне и говорит: «Товарищ Шишкина! Немножко вы ошибочно зашли сюда. Нужно вам в сельхозотдел обкома. Это на Советской улице. Там есть отдел кадров, он специально над вами работает. Сейчас напишу вам адрес и позвоню туда». Ну, звонит он туда, в обком: «Вот к вам прибудет такой-то товарищ, она комбайнерша. Прошу выслушать ее и дать ей помощь…» А война идет на дворе! Ну, прихожу в обком. Меня туды пропустили, там опять же милиционер, а дальше – комнаты, комнаты. Прихожу, а мне уже из ящика вынимают новый шевиотовый костюм. Вот не хвастаю! Потом выделяют двадцать метров мануфактуры, на детей. Получать это нужно на заводе тракторных деталей, на Шарике. Ну, туда поехала, взяла. А оттуда опять в город, в центр – на Радищевской улице, в горкоме, получить трикотаж, обувку, то да се. А еще от горкома ларек на Сенном базаре был. Туды меня командируют, а там все, с ног до головы: лифчики, трусы, чулки, полотенца. Веришь, я мешок набрала! Вот не хвастаю! Вот как область мне помогла. Я только торкнулась, и мне такая помощь оказалась. (Растроганно всхлипывает.)