«Голоса снизу»: дискурсы сельской повседневности

Потом, – сестра у меня есть. Моя мать ведь выходила на двоих детей. И вот она такая мне сестра – неродная, названая. Зовут ее Анна Ивановна. Она уже умерла, в 1970 году. Была она крестьянка. Здесь, в Красной Речке, всю жизнь прожила. Она и в колхозе работала. Была она совсем неграмотная. Потом у меня еще сестра была. Она с 1918 года рождения. Ее зовут Аграфена Ивановна. А когда она уехала в Ленинград, то она там хотела, чтобы ее Галиной звали. Она блокадница. Блокаду в Ленинграде переживала. Она сейчас живая, в Саратове живет. Я их воспитывала, когда наши отец с матерью с голоду померли. Когда колхоз начал на курсы трактористов людей выделять, один дал мне рекомендацию на учебу – на тракториста. Ну, выдвинули меня, а по этому делу в колхоз приезжал политотдел. Я прихожу домой, говорю сиротам всем, – а их пять человек было – что, мол, забирают меня на курсы. А они меня заперли и не пускают. А уже завтра к трактористам надо ехать! А они мне говорят: «Ты нас бросаешь! Мы здесь помрем!» Это было как раз в 1933 году. Я уж отца-мать схоронила, а в зиму-то на 1934 год трактористов стал колхоз набирать. Ну, что делать? Пошла я в правление. Говорю: «У меня ведь дети помирают, я не могу их содержать». А политотдел спрашивает: «В чем дело?! Поедемте на тракториста учиться!» А наш член правления говорит: «Мы ее командировали на курсы трактористов, чтобы она путь себе пробила и детей воспитала. А она вот, видите, чегой-то запротивничала…» А политотдел спрашивает: «Как это вы запротивничали? Почему?» Я говорю: вот так, мол, и так – дети у меня. Вот почему я и отстала на целый месяц на курсах. Тогда он спрашивает: «А поедешь сейчас? Мы тебя все-таки увезем! С повторниками будешь учиться – мы повторников соберем…» Я говорю: «Да-да, я уже на целый месяц отстала…» А они мне говорят: «Ежели ты полюбишь это дело, будешь заниматься хорошо, то ты еще и перегонишь всех, будешь передовик». Ну, выделили на детей два пуда муки, а меня забрали на курсы, в Озерки. Ну, учусь. Там мне 800 граммов хлеба дают! Я каждый день хлеб не доедала, по кусочку оставляла. И вот наберу, наберу, а в воскресенье пешком иду оттуда, из Озерок, за 15 километров, сюда, в Красную Речку, домой. Принесу этот хлебушек им, понаведаю. Дров им напилю на целую неделю. А сама – в лаптях иду. Фуфайка рваная. А один раз легла на печку, заснула. Так хорошо! Встала, смотрю – луна вовсю светит! А часов-то тогда у нас не было. Теперь говорю: «Ой, батюшки, светает…» А тогда очень строго было. Тогда, видишь, как было – прогуляет тракторист часы, его ставят на стул и говорят: «Такой-то гражданин потерял столько-то часов!» Вроде стыдно, все такое. Ведь на стул ставят перед всеми! Ну, я собралася быстро и пошла. А на дворе зима, наверное, 40 градусов морозу. Вышла к кладбищам, а вьюга – у-у-у, – вот так вот и вьюжит. А там лес у нас, называется «Морозкин», – он вот так вот, под гору, идет. Я тут спать захотела, замерзаю. А штанов у меня нету. Ноги вот тут вот полопались, кровь оттоль текет. Беда! Прихожу в Оркино, а до него от нас семь километров. В правление направляюсь. А правление там очень близко к лесу стоит. Надо бы мне в дома попроситься, а я прямо в правление. А почему в правление? Из Яруги трактористы заходят курить в правление. А в восемь часов зимой-то темно! Лесом идти-то одной боязно. Я и думаю – дождусь трактористов и с ними дальше пойду. И тут собака лает. А я: «Дяденька, дяденька!» Кричу. Он глядит – что такое? Потом говорит: «Ну-ка заходи, заходи. Чего? Ты откуда?» Я говорю: «Из Красной Речки». А он мне: «А чаво так поздно-то? Время-то час ночи…» А у меня часов-то нет. А я когда проснулась, думала, что светает. А это луна светит за тучами. Он меня скорее на кровать положил, тулупом одел. В правлении. А окна-то там зеленые-зеленые, лед на окнах намерз. Ну, я заснула, потом он меня разбудил. Мужики пошли, и я с ними. Надо бы домой, на квартиру, а я на занятия пошла, в Озерки. А когда вставать с кровати стала, у меня эти раны-то на ногах разошлись. Больно, спасу нет! Ужасно! Но виду не показываю. Вот и кормила я их эдак, сирот-то. А потом меня поставили подсменным трактористом. И в этот год я 300 трудодней заработала и по два килограмма на трудодень получила хлеба. И меня затянуло. А сестренка у меня была молоденькая – прицепщиком пошла. И там, в отряде, варили, и так вот кормили. Поневоле пойдешь! Хочешь не хочешь работать, а бегом туды пойдешь. Тогда колхоз кормил хо-ро-шо! Прямо в поле варили, три раза. Трактористы все были мужики, а я, женщина, одна в отряде. Работаем, работаем, а в 12 часов ночи остановим трактор: «Пошли кушать!» – «Пошли!» Ведь компот сладкий давали! Тогда кормили досыта! Заленился бы работать, и то пойдешь! Честное слово!