«Голоса снизу»: дискурсы сельской повседневности

– Богатые семьи в Красной Речке были. Были. У нас ведь раскулачили много, угнали. Они люди были обыкновенные, крестьяне. Набожливые они такие были. Они нанимали людей, и у них работали люди. Таких вот называли кулаки. А как же?! Кабы они сами обрабатывали все, а то ведь они нанимали. Вот нас, бедняков, нанимали. И мы идем за кусок хлеба к ним работать. За то, что покушать нам дадут. А иной и покормить-то путем не хотел. Были среди них и хорошие люди. Были, были хорошие! Это правда! Оно и сейчас эдак – есть и хорошие, есть и плохие. Были жадные. А были и такие, которые учитывали труд работы. И у того, кто учитывает труд работы, у того старание еще больше проявляешь. Потому что он к тебе душевно относится. Но все равно плохо. Ведь люди уставали работать на других людей-то. Просто не знаю, как сказать. Вот сперва в колхоз не шли, боялись его. Разве мало сопротивлялись, в колхоз не шли?! Невозможно! А потом оказалось – вон как в колхозе: все тащат, все несут. Все растащили, все! А вот когда я работала, если бутылку насыпешь зерна, а ее обнаружили, то тебя судят. За бутылку! А сейчас – машину грузят. Машинами везут и снабжаются. Когда начал приходить колхоз, было так: отцов призывали в правление и говорили: «Подписывайся, Шишкин, или там такой-то, в колхоз! Сдавай лошадь в колхоз!» И плуги, и сеялки тоже сдавай. Из района приезжают коммунисты, распоряжения дают. Потом собирают правление, а потом собрание. В колхоз наши не хотели, а потом оказалось-то хорошо! А не хотели, потому что отбирали лошадей, инвентарь. А потом оказалось так: в колхозе кормить стали, варить стали. Варить стали – в поле, на работе. Один увидит это и зайдет в колхоз, другой увидит и тоже в колхоз зайдет. А богачи не хотели в колхоз. Их много угнали в Казахстан тогда. Тогда ведь забирали и из деревни увозили. И дома кулацкие продавали. Или забирали эти дома под сельсовет, под правление. А которые дома и разбирали. Церкву – и ту поломали в коллективизацию. Богачи сопротивлялись, не хотели в колхоз. От коллективизации никто не пострадал из нашей семьи. Только вот от голодухи мы мучились. И только вот отец жеребенка в колхоз отдал. Мы-то сразу пошли в колхоз, там ведь каждый день варят! Об этом слышно сразу стало! Помню, повар говорил: «Кушайте, кушайте! Пожиже разведу, всех накормлю…» А когда трактористом я стала, так там начали кормить хоть куда. Поэтому я так сильно и увлеклась разными машинами, железками. А знаешь, когда увлечешься, то хочется еще больше и больше. Вот, помню, я как-то пришла один раз зачем-то в Петровск. Иду, смотрю, какой-то человек мучается с ЧТЗ. Это такой трактор Челябинского завода. Он ломиком его заводит. Мучается он, мучается, а я на него гляжу. А мне, помнится, вроде нужно было спросить, где элеватор. От элеватора на Саратов автобусы ходили. А мне, мотри, надо было в Саратов. А я шла, озябла, потом поглядела на него, подошла и говорю: «Эх, видать замучался ты, молодой человек!» А я уж в то время работала трактористом, это уже был, наверное, 1935 год. Ну, говорю ему: «Разреши-ка мне погреться, покрутить…» А он мне отвечает: «Да ты что?! Ты его, тетка, не скрутишь ведь!» Ну, я залазию и кручу. А он, когда крутил, засосал лишнего, цилиндр промыло, и мотор вспышки не дает. Нужно ведь крутить, не доводя до верхней мертвой точки десять градусов. И потом только рывок делать. Я так сделала, и трактор завелся. С первого раза ведь завелся! Ой, что тут было! Он меня взял и кинул вверх. Как он это осилил, я не знаю. Он ведь до смерти рад, что трактор завелся. А он, бедный, так измучился! А я тогда сильная была, любой трактор могла завесть.