Голоса в моей голове

Девушка возмущенно развела руками, пытаясь самой понять причину моего глупого и бесцельного поведения, и вновь устало вздохнула. Кажется, в ее голове созревали подходящие для ситуации слова. Я понял это по легкому движению губ и почти незаметным попыткам открыть рот. Однако, она гордо промолчала, покачала головой и снова поспешила в неизвестном мне направлении.

14

Возвращение домой всегда было для меня одним из самых прекрасных моментов. Однако обстановка моей квартиры порой угнетала: я так давно здесь не появлялся, что ней я казался таким чужим и беспомощным существом, что заставляло задуматься о переезде, ибо меня, человека достаточно свободного, ничего нигде не держало. Единственное, что притягивало меня в моей обители – балкон – символ фальшивой свободы, старательно дополненной безмолвными встречами с внутренним «я». Я включил одну из песен Queen (не подумайте, что я фанат, мой девиз – избегай любого культа, ибо это начало конца) и, слегка пританцовывая, выкурил сигарету, пытаясь максимально точно спародировать какого-нибудь пафосного актера из какого-нибудь не менее пафосного боевика.

Электронная почта оповещала о нескольких письмах, которые я не торопился открывать. Я уже заранее знал, что они «подписаны рукой» мамы и сестры, интересующихся о моем здоровье и состоянии. Я получил от них более пятидесяти писем, но до сих пор не понимал, какую они преследуют цель, изображая (хоть и неосознанно) из себя любящую семью. Я был бы намного лояльнее, будь они со мной искренними и открытыми. Их постоянно скептический настрой по поводу моего образа жизни был куда приятнее лживых переживаний и неохотной (хоть они этого и не признают) поддержки всех моих необдуманных решений.

Стоя на балконе и отдаваясь беззаботным мыслям, съедающим мой уставший разум, я невольно наблюдал за торопливым потоком людей под окнами. Моя квартира находилась недалеко от центра города, в связи с чем здесь всегда было многолюдно. По улице брели полуживые люди с такими потупленными глазами, что вызывало ощущение полного отсутствия у них самообладания. Я видел, как опрятная красивая девушка, разговаривая по телефону, прошла мимо бездомного (как я подумал) парня и вдруг остановилась. Лицо ее скорчилось в опечаленной гримасе, она что-то сказала в трубку, покопалась у себя в сумке и пошла обратно к тому парню, протягивая купюру. Тот неосознанно выхватил деньги из ее рук и, схватив свои пожитки, побежал прочь. Девушка недолго стояла в позе напрочь ошеломленного человека, потом выругалась в трубку, облегчила сердце и тоже пошла прочь. Она не была готова к той настоящей поддержке, которую оказывают бездомным. Скорее всего, ею руководило чувство долга. И это вовсе не говорит об ее лицемерной душе или недостаточном желании помочь бедному парню. Это говорит о ее безудержном стремлении, но неспособности быть похожей на людей, бескорыстно помогающих другим. Весь этот самобытный альтруизм не может быть присущ всякому доброму сердцу. Каждый из нас имеет свои пробелы, которые не стоит заполнять ради шаткого места в изменчивом обществе. Хотя бы для внутренней гармонии. Конечно, дело не только в этом, но, рассматривая большую проблему, часто приходится проводить параллели с ее небольшими, но значимыми частями.

Когда мне опротивело бессмысленное наблюдение за людьми, я опустился в кресло, в унынии которого провел оставшийся вечер. Обычно мой день заканчивался изнуряющим состоянием не столько тела, сколько души. Моральные принципы, не позволяющие мыслям легко отречься от тела и уйти на покой, угнетали каждую прожитую мною ночь. Так комично и грустно! Конечно, вас могли заинтересовать эти принципы, но единственное, что уместно о них сказать, – мои убеждения редко сходились с устоями окружающих, почти никогда. Но мне было наплевать, как в принципе любому другому уважающему себя человеку. Общественное мнение меня не особо волновало, в отличие от самих людей и образа их жизни. Я понял, что каждый из нас волен в своих действиях, конечно, если они не касаются жизни других. Какими же бесцеремонными бывают порой люди, развязно болтая о том или ином знакомом без толики сочувствия или безразличия. Но сколько же презрения в их словах! К чему я? Все эти болтуны обвиняют нас в игнорировании общественных устоев, но своего ярого протеста увидеть не могут. На самом деле, это не так важно. Важно то, что именно из-за таких людей беззащитные и робкие притворяются фальшивой копией искусственного идеала. Что может быть страшнее общественной кары? Вот о чем думает большая часть населения. А о том, чтобы провести дни жизни по своему желанию, даже не задумываются. Идиоты.

К удивлению, эти мысли нахлынули на меня, как нежданный ураган. Я еще долго пытался вспомнить, откуда вдруг могли возникнуть такие взгляды на жизнь, но ничего умного в голову не приходило. Мне лишь оставалось согласиться с тем, что это остатки идей, которые я оставил в прошлом, но и в это верилось с трудом. Помню раньше я как-то справлялся с обуревающими мою голову переживаниями, но сейчас от них было тяжело избавиться.