Голова бога (Приазовский репортаж)

— Пусть роман… Я счастлива, что он возник между нами, вы нравитесь мне, и я рада… Что мы сблизились… Какая-то пустышка могла сломать вам жизнь… Но вы относитесь слишком серьезно, вам надо быть ровнее…

«Равновесие», — пронеслось в голове. Это было то слово, что она загадала вначале.

Он отложил почти готовый портрет, и тут же взял следующий лист бумаги. Контурно набросал лицо, и тут же принялся набрасывать фигуру Конкордии так, словно на ней сейчас ничего не было. Вид, при этом имел, верно, совершенно воровской, и женщина заметила эту перемену.

— Что ты там рисуешь?..

— Ничего особенного, — ответил Аркадий слишком поспешно.

— И все же покажите?..

Аркадий сделал вид, что не слышит, ускоряя движения карандашом: изгиб бедра, изящная ножка…

Конкордия встала, и Аркадий замешкался, пытаясь укрыть свое сокровище, зарделся, словно его застали за чем-то неприличным. Отчего — «словно», он действительно занимался предосудительным. Женщина взяла листок, с интересом вгляделась:

— Красиво.

И порвала его. Сердце Аркадия рухнуло вниз. А что, если она в наказание изорвет и приличный рисунок. Однако же женщина продолжила:

— Красиво, но недостаточно красиво, точно. Вы могли бы не выдумывать, а рисовать с натуры.

И принялась раздеваться.

Встреча (11-ое)

Ночь выдалась удушающе жаркой: люди спали нагишом, ворочаясь на влажных от пота простынях. Взошло солнце и добавило жары. Горожане расходились по делам не выспавшиеся, и, стало быть, раздраженные. Ко всему прочему, в небе не было ни облачка, не дул ветер — ни один листик на деревьях не шевелился. Повисли паруса на лодочках и кораблях, пришвартованных у Биржи.

Но в городе еще хорошо: можно в тени улечься, а в поле? Там лишь тень от птицы — единственное укрытие от солнца, лишь взмах ее крыльев — единственный ветер.

Проснувшись поутру Аркадий поморщился грядущим делам. Воистину — понедельник-канительник. К тому же этот день не освещала грядущая встреча с Конкордией — так они условились при расставании вчера.

Будто с зубной болью взглянул на отложенное письмо от неизвестного. Идти на встречу Аркадий решился еще вечером. Во-первых, будучи в неведенье он сам на себя навлекал опасность. Ведь в следующий раз неизвестный мог наведаться к нему домой не с запиской, а с ножом. А, во-вторых, что могло случиться дурного посреди дня на оживленной улице. Однако же беспечность в данном деле могла быть опасной, и наскоро поужинав, Аркадий отправился на базар, нешумный по случаю понедельника. Но на Бирже и волноломах рыбаки разгружали свой утренний улов, который тотчас носильщики доставляли на прилавки. Также в садах, не разбирая дней недели, созревали фрукты и овощи, куры — неслись, коровы давали молоко. Какая-то копейка нужна была кому-то не завтра, а непосредственно сейчас. Ответно копейка имелась у работающих на Бирже, и им хотелось попить кваса, чем-то набить желудок.

Город торговал, а, стало быть, жил, дышал.

Минуя базарные ряды, Аркадий приценился, но ничего так и не купил. От базара прошел по Бастионному спуску, где тоже торговали, но иным и по-иному. Здесь размещалась, барахолка, блошиный рынок.

Сюда редко заходил квартальный надзиратель, ибо маклачили тут по зову сердца, без малейшей выгоды для себя. И, следовательно, вероятность получения взятки стремилась к нулю. Продавались вещи слегка поломанные, одежду вышедшую даже из провинциальной моды. Попадались такие предметы, назначение которых не было известно даже продавцу. И это было прелестно! Что-то таинственное имелось в подобных базарчиках, причем именно летом. Аркадию они напоминали рынки Востока, где можно было купить лампу Аладдина или что-то наподобие.

Как водиться на блошиных рынках, свой товар владельцы раскладывали прямо на земле, сами садились либо на принесенную табуреточку, либо прямо на корточки.

Раньше, когда Бастион находился в запустении, по спуску никто не ездил, и торговцы занимали всю проезжую часть. Теперь они же были вынуждены жаться к обочинам.

Аркадий прошел вдоль ряда продавцов, приценился к вполне приличному макинтошу, но даже не стал торговаться, отложив покупку на будущее. Рядом на ящике из-под овощей сморщенный старик продавал тоненькие брошюрки на дрянной бумаге «Щитъ духовный» и мастику патентованную якобы с запахом кошки. По рассказам продавца, ей следовало намазать в хате стены, и мыши, почуяв кошку, побоятся высунуть из нор носы и вскорости перемрут от голода. Сомневающимся продавец клятвенно обещал, что если мастика не поможет — ее можно вернуть.

Походив немного, Аркадий нашел что надо: нож с лезвием в ладонь длиной, с латунной гардой и деревянной ручкой с деревянными же ножнами. На лезвии имелись оспины ржавчины, но сам нож был вполне прилично заточен.

От Бастиона пошел на Биржу, и, срезав дорогу через склады, вышел на Торговую. По ней тащились возы с зерном нынешнего урожая. От пшена густо пахло солнцем, молоком, пылью, и, казалось, словно степь вторглась в городишко.