– Ты всё молчишь. Тебе просто нечего возразить. Думаешь, умнее меня? Когда-нибудь ты поймёшь, что я была права. И что мы с тобой связаны. И у нас должен был родиться ребёнок. У нас с тобой. Девочка. Я её видела во сне много раз. Мария. Её бы звали Марией. Ты понимаешь, почему? – Она снова попёрлась за бутылкой. Осталось меньше четверти от литра. Уже шатается.
Как в неё лезет? Без закуски. Сосредоточилась. Налила. Заметно сосредоточилась.
– Давай покурим. Я тебе сейчас принесу.
Как же от неё воняет! Уселась мне на колени, от чего правую ногу свело судорогой, и я тихо взвыл.
– Больно, милый? На, покури, – ткнула мне в рот прикуренную сигарету. Затянулся. Выдохнул ей в рожу.
Поцелуемся? – она вжала в меня губы, просунула язык. – Тьфу, у тебя кровь во рту. Ну-ка открой, открой. – Она растянула мои губы двумя пальцами, грязными своими пальцами с чёрным лаком. – Ооо, да ты красавчик. Ничего, до свадьбы заживёт. Хм.
Вот зря она засмеялась, и так-то потом разит, да впридачу смесь алкоголя, перегара уже даже, и дым. И так близко.
– Не будет у тебя свадьбы. Ни-ког-да. Я тебе сейчас пипиську отрежу к чертям свинячьим. Нечем жениться будет. Давай? Ножницами отстригу. Чик и готово. Помнишь, как ты меня трахал? – она расстегнула мои брюки. Достала пенис. – Ха. Не стоит? Не стоит на меня, милый? Какой-то он у тебя маленький и сморщенный. Боится меня, малыш? Давай пососу, вдруг встанет.
Молчу. Смотрю на неё. Глаза в глаза. Спокойно смотрю. Злая. Мерзкая. Но я смотрю так, будто мне её жаль. Вру взглядом.
– Хватит. Да. Чё так смотришь? На, ещё покури.
Поднесла сигарету, не отводя взгляда. Заправила член обратно. Даже молнию застегнула. И ремень поправила.
– Целоваться, значит, не хочешь? Правильно. Потому что я – тварь. Я могу убить тебя, милый. Ты хотя бы что-нибудь вообще понял?
– Понял, Наташа. Ты очень доходчиво объясняешь.
– И что ты понял? Давай так: ты мне расскажешь, что ты понял, и я тебя развяжу, если мне понравится. А если нет, то-о-о, – она пьяно хихикнула и тряхнула головой, как бы пытаясь этим движением помочь открыться слипающимся уже глазам, – объясню ещё раз. Пока не поймёшь.
Она снова вернулась к стакану. Потрясла бутылкой на свету, присвистнула.
– Знаешь, на все сто мне тебя всё равно не понять. Но я был не прав, – начал я, ощутив, как напряжение ушло. Я расслабился. Стало понятно, что она ни на что не способна, видимо, я боялся, что она меня кастрирует или покалечит. Больше ничего. Член убран в штаны. Опасности нет. Второй раз она его не достанет.
– В чём именно? Не прав! Звучит-то как!
– Я причинил тебе боль. Обидел. Бросил. Недооценил.
– Та-ак. И что? – почти весело спросила она.
– И я могу попробовать это исправить.
– Как? – вскинулась навстречу с надеждой. Будто вправду решила, что после всего этого дурдома прилетит вдруг волшебник в голубом вертолёте и бесплатно покажет кино. В голове заиграл Вагнер, «Полёт Валькирий» и картинка из Копполовского «Апокалипсиса сегодня» прилетела стаей вертолётов. Видимо, мне хочется волшебства такого рода сейчас. Быстрого решения с запахом напалма.
– Если бы я хотел тебя обмануть, то наплёл бы, что сегодня же женюсь на тебе. Развяжи – и в загс. На белом лимузине. Или о любви что-нибудь. Нет. Я хочу тебя выслушать. Я предлагаю тебе встречаться. Сейчас разойтись по домам, выспаться, тебе нужно отдохнуть, – лепил я вдохновенно под мысленные картины джунглей, моментально исчезающих в пламени. Вьетконговцы аннигилировались вместе с этой нелепой пьяной женщиной. Стало жарко. – А завтра вечером я приеду к тебе. Хочешь? Мы просто забудем эту дурацкую ночь. Но разговор я запомню, конечно. Попробуем что-то начать заново. Без обещаний, без лишних слов. Просто попробуем. Я не могу ничего предложить тебе сразу, мне надо подумать, решить с Агнией, сделать всё по-хорошему.
– Ты ничего не понял, – резюмировала тусклым голосом. Да она почти засыпает уже, а если вырубится тут, я смогу развязаться, она точно не проснётся. – У нас нет никакого завтра. Только сегодня. Всё, что могло произойти, уже произошло. Ничего нового не получится. Ты сломал мою жизнь. Я стареющая баба, которая всю жизнь любила мудака. Мне тридцать девять. Я не смогу быть ни с кем, кроме тебя. Я не буду ни от кого рожать детей. В лучшем случае, проживу остаток жизни в одиночестве.
Она снова захлюпала носом.
– Моя жизнь ничего не стоит. Я одна, – перечисляет, всхлипывая. – Мне никто не нужен. Я ничего не хочу. Если ты не будешь со мной, то я буду несчастной. И сдохну несчастной. Я надеялась до последнего, что это изменится. Ты уйдёшь от этой суки. Я так верила в это. У вас же всё уже закончилось. Она сама говорила.
– Ты с ней знакома? – включился я.
– Неважно. Знакома, конечно, – она шумно всосала глоток воздуха и выдохнула с воем. – Конечно знакома. Ты вообще ничего не понял! Я всё это время была очень близко к тебе. Я всё это время знала каждый день, что ты делаешь. И что ты чувствуешь.