Головач

Эдвард Ли ГОЛОВАЧ

Головач, вязание крючком и журнал американской медицинской ассоциации

Что такое «головач»?

Если вы до сих пор не знаете, то я не собираюсь вам объяснять. Хотя я скажу, чем он не является.

Он не относится к бейсбольной терминологии, никак не связан с «даблом» или «триплом».

Это не ребус и не головоломка.

Не антоним слова «ногач».

Ладно, беру свои слова обратно. Я расскажу вам, что это такое. Отчасти.

Термин «головач» придуман Эдвардом Ли. И, насколько я знаю, родился он в его воспаленном воображении совершенно случайно. Я так и вижу, как он радуется, что придумал, если не совершенно новое слово, то определенно новое его значение. И я убежден, что однажды оно появится в «Википедии». Возможно, переиздание новеллы, наряду с блестящей короткометражной экранизацией, ускорит этот необратимый процесс.

В любом случае, и жизнь и работы Ли всегда преисполнены радости. Когда я представляю себе Ли, почти всегда вижу его улыбающимся. В этой улыбке много не только озорства, но и простой жизнерадостности. Дайте ему бутылочку холодного пивка, стулик в уличном кафе, чтобы он мог наблюдать за прогуливающимися мимо «летними цыпочками», и больше ему ничего не надо. Составьте ему компанию, и в какой-то момент разговора, независимо от того, насколько серьезной будет тема, эта улыбка неизменно появится у него на лице. Как бы говоря о том, что жизнь хороша.

Больше всего эта улыбка запомнилась мне по двум случаям. Первый произошел на одном давнишнем «Всемирном съезде любителей ужасов» в Нэшвилле, первом для нас с Ли. Когда мы возвращались к себе в гостиничный номер перекурить и накатить по пивку, до нас, двух писателей-отшельников, вдруг дошло, что многие из этих любителей ужасов не только были рады встрече с нами. Они ждали этой самой встречи. Они знали и очень любили наши книги. Удивительно, но некоторые из писателей, чьи работы мы читали и которыми восхищались, тоже восхищались нами.

Мы чувствовали себя как та Золушка из сказки.

Помню, Ли расхаживал по номеру с бутылкой пива в одной руке и сигаретой в другой, мотал головой и улыбался.

Второй случай произошел относительно недавно.

В 2003 году двое отважных, совершенно безбашенный психов — Майклы Кеннеди и Энтони — решили, что из «Головача» получится классный фильм. А еще они решили, что будет клево, если Ли и его приятель Кетчам поработают статистами в роли копов, нашедших у обочины дороги обнаженный труп. И неважно, что Ли никогда раньше не снимался в кино. А я хоть и снимался, это было черт знает, когда. Естественно, мы ухватились за эту затею. По крайней мере, для меня, живущего в Нью-Йорке и Ли, обитающего во Флориде, это был лишний предлог вместе побухать.

А потом еще этот обнаженный труп.

И вот ассистент продюсера уже везет нас из аэропорта Буффало в холмы над сонным городишком Эликотвилл, штат Нью-Йорк. Съемка только завтра, но мы хотим посмотреть место. Сворачиваем на какую-то грунтовку. Накануне прошел дождь, поэтому она вся раскисла. Довольно мрачный денек. Да и холодновато для этого времени года. Едем еще какое-то время, потом видим посреди глуши деревянную хибару. На двери пара оленьих рогов.

Хибара Дедули.

«Ух ты,» — говорит Ли, или что-то в этом роде. Он слегка удивлен.

Мы вылезаем из машины, и нас тепло встречают режиссер Арчи, его команда и актер Эллиот Котек, игравший Трэвиса.

Сегодня они снимают сцены в доме, поэтому мы заходим в дверь, перешагивая через кабели и оборудование. В комнате, в кресле-каталке сидит Дик Муллани, игравший Дедулю, а женщина-гример молча рисует ему «кровавую рану». Перед ним стоит старый побитый рабочий стол. Повсюду валяются ботинки, колодки для обуви, оленьи рога, инструменты, и прочий хлам. Тогда я во второй раз запомнил улыбку Ли.

«Здорово!» — говорит он, или что-то в этом роде. «Отлично! Я это себе так и представлял!»

Он жмет руку Муллани со словами; «Вы тоже отлично выглядите!!»

Снова вспоминаю про Золушку. До и после этого, такое выражение восторга я видел разве что на лицах у пятилетних детей.

Хотя если б у меня было зеркало в первый день съемок «Потерянных», я увидел бы такое выражение и на своем собственном лице. Наверное.

Все дело в том, что некоторые писатели вроде нас — хотя и не все, испытывают вполне естественную радость, причем довольно часто. Мы знаем, что то, что мы делаем, это игра. Высокоуровневая игра, дающаяся нам превеликим, как не парадоксально это звучит, трудом. И тем не менее, это игра. И она приносит нам огромное удовольствие. Помните Кэтлин Тернер в начале фильма «Жемчужина Нила»? Когда она заканчивает печатать последние строки своего романа, у нее по лицу текут слезы. Она смеется и рыдает от радости. Писатели особенно любят этот эпизод.

Потому что иногда так и бывает.

Жизнь хороша.