Но ты видел.
Когда-нибудь ты умрешь. Умрешь, как и все. Только бы другим способом. Не под взглядом чудовища.
Странно, но после четвертого повторения сна мы с братом поменялись ролями.
— Что мы знаем насчет образования жизни, брат? — твердил я Каану. — Если о глубинных принципах, не в курсе даже, чем само живое отличается от неживого. Кристаллы растут и размножаются. Магнитные поля вытворяют в лабораториях такое, что волосы дыбом, и если бы не наше предубеждение, что, мол, исключительно белок, то вполне можно подумать, что и поля тоже.
Мы почему-то считаем, что единственный путь жизни, если уж она появилась, это бесконечная цепь повторов самой себя. Такты жизни и смерти, последовательно порождающие друг дружку. Старые поколения должны родить и уйти, чтобы смениться новыми, и те, в свою очередь, и так — до бесконечности. А если есть другой путь? Если некое клеточное сообщество взбесилось и отправилось не туда? По пути неизведанного? Взяло и отказалось от производства потомства? Кто-то скажет: «Извините, а где же промежуточные виды? Где подход?» Но какие промежуточные, брат? Какие промежуточные, если порождение следующего потомства прекратилось враз? Тварь — назовем ее так — просто перестала плодить свои продолжения-копии. Она начала совершенствоваться сама.
— Ну здрасьте! — высказывался мой братец палеонтолог. — Ты представляешь, сколько надо на это самое совершенствование времени? Да как же одна тварь, да за одно поколение…
— Выбрось из головы поколения, братец! Отрекись от них, — легко, с возвышенной позиции нового знания, отбивал я его неподготовленную атаку. — Предположи, будто Тварь неким случайным сбоем эволюции, из-за странной, невероятной мутации или даже сочетания нескольких мутаций получила билет в бессмертие. Ну соотносительно обычных живых существ, по крайней мере. Миллион, там, лет или сколько-то еще, она может жить. С нашей точки зрения, это все едино вечность. И вот она получила главный приз. Ну, а уж остальное она будет развивать постепенно. Теперь Тварь не ограничена в пределах совершенствования. Ну будет она вырабатывать новый признак сто тысяч лет. И что? Какая ей теперь разница?
— Вообще-то в жизни так не бывает, — хмыкал братец Каан с досадой. — В жизни признак нужен для конкретного дела. Не выработал вовремя — извините, вымер. Твоя Тварь размером с ЖД-состав. Если она сразу не выработала навыка строить пищу по ранжиру — загонять в стойло гипнозом, то как она прокормится, не выработав одновременно и способность к гипнозу, и способность к спячке? Ибо с ее массой…
— Подожди, брат! А зачем ей эти навыки сразу? Чтобы стать размером с паровоз, а тем паче, с гору, надо ой как долго жить. Но Тварь начала со скромных размеров. Может, с очень скромных, кто знает? Вдруг, в первую тысячу лет, она только мышатами питалась, покуда чуток не подросла? Потом кое-чем покрупней. Да и то — не сразу. Поначалу наварганилась командовать взглядом теми же мышатами. А уж когда заглотнула целый полк и не насытилась, тогда приступила к поимке чего-то покруче. Уже много после, опустошив окрестности, Тварь была вынуждена стать коматозной и сонливой. Ибо другого пути выжить не было.
— Но для сна — спокойного сна в столетия — Твари требуется УЖЕ уметь забираться в глубину, подальше от падальщиков.
— А если допустить, что она это умела изначально? Что, если она вначале, когда сама была маленькой, забиралась в глубину, чтобы спрятаться? Не от падальщиков, а от хищников? Такое допустимо?
— Да, но при этом она еще должна
— Нет. Это что за фрукт?
— Меня только что осенило. Сам забыл эту историю начисто. Слишком она не ложится на общие представления об эволюции. Потому, наверное, и в голове не удержалась. Выбросилась вон тут же, как посмеялись об этом с коллегами. Подземная рыба пустынь, ее еще называют варварской рыбой, или казусом из архея. Не слыхал?
— Что-то смутно, брат, — мотал я головой. — Не, ничего не слышал, все же.
— Так вот. Кажется, даже Ярчи Дельхерт где-то в приложениях к своей теории Прасущества упоминает об этом. В первом издании. Потом он сам это вымарал, ибо факт — если факт, конечно, — явно не стыкуется с главными постулатами. В общем, вроде бы по описаниям неких путешественников, побывавших в Стране Варваров, — настоящих, не тех, что мы посещали, — в тяжелую годину, когда голод наступает нешуточно, они, варвары, что делают?
— Что?