— Они идут в пустыню. Каким-то образом определяют место. Может, по запаху, может, еще как. Тут я ничего сказать не могу. Сами наблюдатели не могут, а уж я в пересказе — тем более. К тому же это не биологи какие-нибудь описывали — этнографы, в лучшем случае, — Каан вздыхал, сокрушаясь то ли о тех этнографах, то ли о том, что не поинтересовался проблемой раньше. — И вот варвары начинают копать песок или даже почву. Копают, копают, и на глубине метров пять, а то и больше, откапывают громадную рыбину, с дельфина размером. Рыбина, вроде как, сушеная. Они ее разделывают, варят специальным образом, добавляют что-то из своих запасов и… питаются, в общем.
— А что за рыбина?
— Да откуда ж мне знать породу? Главное не это, — отмахивался Каан, ибо он ухватил мысль, и ему не до отвлекающих детализаций. — Главное… Пойми, вокруг воды никакой. Это даже не высохшее озеро, это пустыня естественного происхождения, и очень давняя. То есть, если б болотная грязь какая-то, то еще можно понять. Полувысохшее озеро. Пройдут дожди, оно снова наполнится. И тогда рыба в иле очнется и опять начнет питаться водорослями, себе на радость. Такое науке известно, сам знаешь. Но тут другое. Совершенно безводная земля. Испокон веку безводная. Ни реки там не протекали, ни озер не наблюдается. Да и сезона дождей там тоже нет. А вот рыба, массаракш его знает на какой глубине, — на тебе!
Вообще-то известные ученые этим историям не верят, но кто-то когда-то выдвигал объяснения. А, ладно, о них потом, — отметал свои же мысли братец Каан. — Сейчас о деле. О теории смены геологических эпох ты, разумеется, слыхал. Так вот, исходя из нее, материк иногда покрывается водой. Возможно, даже где-то возникает новый материк. И тогда когда-то в древнейшие времена — миллионы лет назад — там, где сейчас суша, разливалось море. Может, не слишком глубокое, как знать. Потом оно начало пересыхать. А что, если существуют виды рыб, которые впадают в этот самый анабиоз не на годы, даже не на столетия, а на миллионы лет? Над ними уже суша сушей, а они все ждут. Спят и ждут. И очнутся лишь тогда, когда сверху опять забурлит вода?
— Интересное дело, — кивал я. — Пожалуй, не хуже, чем наша чудо-змея Гиргого.
— То есть, тут на твою мельницу, брат Дар. Если с рыбами правда, то у некоторых видов живого уже могут быть гены, отвечающие за анабиоз. Остается только их активировать.
— Активировать и приспособить к новым условиям, — дополнял я.
— Вот именно.
Мы с братом посмотрели друг на друга. Массаракш! А ведь в этой околонаучной бредятине, в этой ереси явно что-то наличествовало. Что-то рациональное…
Здесь, в практически непроходимой сельве, верилось. О Выдувальщик Сферы Мира, почему, собственно, нет? Змея, способная сожрать город? Да пожалуйста! Змею, к тому же млекопитающую, которая охотится лишь за определенным человеком, пусть и зараженным специальным образом, мы уже воочию наблюдали. Подумаешь: увеличь ее раз в десять или в сто, и тогда… Ну, может быть, в тысячу. В неизмеримой глубине подземной тверди на физику плевать. Вес увеличивается соотносительно кубу линейных размеров, говорите? Ну, мало ли? Здесь вам не обычный мир, степи какие-нибудь, леса еловые. Здесь вам сельва. Ей на законы что физики, что химии с биологией плевать с высокой-высокой башни наблюдения.
Представим картинку. Мультяшную такую, из передачи «Узоры», не слишком замысловатую. Змеюка длиной с километр может запросто окружить город. В буквальном смысле окружить. Взять в кольцо. Или, пожалуй, тысячи метров будет для этого маловато, да? Но если мы уже отменили законы физики, принятые на Сфере Мира, то чего же до сей поры за них цепляемся? Нет, летать мы данной теоретической змеюке все же не позволим. Это уж будет чрезмерно, пожалуй. Пусть уж по-прежнему ползает, как и положено змеиным. Только если законы физики в сторону, то кто мешает позволить и даже заставить это гигантское творение ползать с достаточной быстротой? Говорите, в обычном мире то, что тяжелее, и движется медленнее? Ну, так то в обычном мире, не в джунглях Топожвари-Мэш.
Короче, змеюка способна окружить город. И нарезать вокруг него круги, пока не надоест и имеется надобность. Вряд ли кто-то сумеет покинуть территорию, если по периметру носится что-то в виде железнодорожного локомотива, только без рельс и живое. Если это конечно же еще получается называть живым. Ну, живым-то получается, только непривычным — это да.