Читаем Головная боль в наследство полностью

– Я тоже думал, о тебе. И переживал, вообще-то. Ты так резко сорвался тогда, и почему-то показалось, что… к джинну? – замявшись, спросил Борька, я ничего не ответил, даже не кивнул, потому что признаться было страшно.

– Ладно, не отвечаешь, значит, потом поговорим, будет ещё время и причины. Хочешь послушать что-нибудь? – ухмыльнулся так удивительно довольно.

– Ага, давай твою новогоднюю? Она настроение поднимает.

Иринин заржал, но согласно кивнул и направился в сторону сцены. Ошалевшие от такой наглости парни – они только на перерыв настроились – сперва даже не сообразили, что нужно вновь взяться за инструменты. Ну, пока Борька на них не наорал и не обозвал бездельниками. Вредный он!

Две песни блондин исполнил по моему заказу – любимые, что всегда поднимали настроение. Третья была из новых, тоже весёленькая, о лете и море, а ещё, похоже, немного о том ремонте, что был в загородном особняке моей дальней бабки. А вот четвёртая… Иринин сперва замялся, услышав первые аккорды, бросил пару тихих фраз ребятам, которые в ответ понимающе закивали. Продолжил только потом, когда парни проиграли вступительную часть первый раз и начали снова. Медленную, тягуче-сладкую мелодию…

– Толь, это… для тебя, в общем. В моей сумке, она рядом, сигаретку себе достань. Знаю, ты бросил, но всё же. И не злись, просто мы так давно знакомы, я вижу тебя практически насквозь.

Посвящение оказалось излишне "оригинальное", я едва не задохнулся от возмущения, сверля пламенным взглядом замершего на сцене Иринина. Ещё и он? Что удумал-то?

А потом Борька запел, и я, стремясь унять бешеное сердцебиение, всё же протянул руку к валяющемуся рядом рюкзаку. Сигареты лежали сверху, только вот поджечь смог одну из них раз на третий – руки ужасно тряслись.

Друг, правда, видел меня насквозь.

Эта жажда ужасней смерти,

Сладкий яд для моей персоны,

Едким дымом и каплей нефти

Проникает сквозь все заслоны.

Да, есть некая смесь чувств, что последние дни ворочается в моей груди. Главное из них – жажда, смешанная со страстью, и она убивает, будто медленный яд. Хорошее сравнение.

Он губами касается кожи,

Поцелуями путает время...

И размытые лица прохожих

Превращаются в тяжкое бремя.

Прожигая взглядом глазницы,

Оставляя на теле шрамы,

Этот яд, что нам только приснился,

Он, ты знаешь... не терпит обмана.

Он – это яд, как я понимаю? Обжигающе-горячий и горький, путающий жизнь. А ещё Он – это джинн, просто уверен в этом! Именно Марид – вторая составляющая моего яда.

А может, покурим?

Ведь это спасает от запаха смерти.

А может, поплачем?

И это поможет хоть раз не упасть.

Судьба так жестока,

Она нас не слышит, хоть любит, поверь мне!

И мы не одни...

Но глотаем на кухне остывший уж чай.

Глотаем… как тогда, в первый день после поцелуя. Только в тот раз был кофе, но я даже не чувствовал его аромата, лишь привкус яда, хоть и не понимал, что это именно он.

Запах сигарет проникал в ноздри, серый дым поднимался от тлеющего кончика и танцевал в воздухе. Единственное – я не плакал, ибо успел уже упасть. Да и глупо это – плакать.

Второй куплет не мог нормально воспринимать, мысли путались, только лишь подметил, что и он удивительно "правдив", а потом вновь повторял вместе с Борькой строки припева. Они теперь, наверное, станут моим девизом.

– Иринин, на секунду, ОК? – я поманил друга пальцем.

Он передал микрофон одному из своих ребят и с видом великомученика направился ко мне. Остановился в паре метров, не подходя ближе. Усмехнувшись, я перекинул другу пачку сигарет, потом похлопал по соседнему сидению.

– Как ты догадался?

– Не знаю, – он пожал плечами, присаживаясь. – Просто проснулся следующим утром и записал. А потом пару дней обдумывал и решил, что это не о девушке, не те отношения. Ты тогда сорвался из клуба именно к Мариду.

– И тебя это не бесит?

– А должно? У каждого свой выбор. За твой я, конечно, беспокоюсь, как друг, но понимаю, что, каким бы он ни был, должен принять, – чиркнул зажигалкой, закуривая.

– Да уж, вы с Алиской действительно похожи, – я покачал головой. – Ты прав, к нему. Нужно было кое-что проверить.

– Проверил?

– Ага, я, походу, действительно попал… Как ты и спел – сладкий яд.

– Целовались? – Иринин усмехнулся.

– Угу, но не больше.

– С твоим характером иного и не ожидал.

– Ну, я просто сам испугался, сообразив, что… – тяжело вздохнул, кидая взгляд на Борьку, пускающего дымовые колечки.

– Значит, ты его хочешь? – вопрос в лоб, именно тот, что я не хотел себе задавать.

– Не знаю… наверное… не задумывался…

Борька фыркнул, казалось бы, выражая этим всё своё ехидство. Он-то явно уверен, что на самом деле ответ положительный, а вот я – не особо, надеюсь ещё, что это временное помешательство.

– Если честно, не представляю, что мне делать, – пробормотал я через некоторое время, закуривая очередную сигарету. Да-да, бросил, но сегодня опять начал. Совесть, не грызи!

– Жить без запар? – Иринин заржал. – Ну, вернее, валить и тра…

– Боря!

– А что? Неплохой же вариант.

– Поставить бы тебя на моё место, вот бы порадовался тогда твоим рассуждениям, – проворчал ему в ответ, впрочем, обдумывая предложение.

Перейти на страницу:

Все книги серии Джинн и компания

Похожие книги

Шедевры юмора. 100 лучших юмористических историй
Шедевры юмора. 100 лучших юмористических историй

«Шедевры юмора. 100 лучших юмористических историй» — это очень веселая книга, содержащая цвет зарубежной и отечественной юмористической прозы 19–21 века.Тут есть замечательные произведения, созданные такими «королями смеха» как Аркадий Аверченко, Саша Черный, Влас Дорошевич, Антон Чехов, Илья Ильф, Джером Клапка Джером, О. Генри и др.◦Не менее веселыми и задорными, нежели у классиков, являются включенные в книгу рассказы современных авторов — Михаила Блехмана и Семена Каминского. Также в сборник вошли смешные истории от «серьезных» писателей, к примеру Федора Достоевского и Леонида Андреева, чьи юмористические произведения остались практически неизвестны современному читателю.Тематика книги очень разнообразна: она включает массу комических случаев, приключившихся с деятелями культуры и журналистами, детишками и барышнями, бандитами, военными и бизнесменами, а также с простыми скромными обывателями. Читатель вволю посмеется над потешными инструкциями и советами, обучающими его искусству рекламы, пения и воспитанию подрастающего поколения.

Вацлав Вацлавович Воровский , Всеволод Михайлович Гаршин , Ефим Давидович Зозуля , Михаил Блехман , Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин

Проза / Классическая проза / Юмор / Юмористическая проза / Прочий юмор