Головнин. Дважды плененный

Едва командир скрылся в каюте, офицеры затеребили Лутковского и потащили его в кают-компанию. Он рассказал все, что слышал от армейского капитана и узнал, расспрашивая жителей городка.

— Обыватели весьма недовольны нахождением здесь Бонапарта. Им большой убыток. Сюда ни одно торговое судно по желанию зайти не может. Да и офицерам, охраняющим его, здесь не нравится. Все дорого, а удовольствий никаких.

Вспомнил он и о Петре Головачеве. Никто из офицеров об этом не слыхал, кроме Матюшкина. Федор тут же затащил приятеля в каюту, открыл сочинения Крузенштерна, отыскал нужное место.

— Послушай, что пишет Крузенштерн об этом случае: «Недоразумения и неприятные объяснения, случившиеся на корабле нашем в начале путешествия, о коих упоминать здесь не нужно, были печальным к тому поводом». Закрыв книгу, Матюшкин задумчиво проговорил:

— А знаешь, Феопемт, припоминаю я, читал в каком-то издании о сем случае спутника и приятеля Головачева. Так, помню, он описывал все подробно. Не мог Головачев стерпеть те унижения, которые Крузенштерн причинил советнику Резанову. А Головачев Резанова весьма почитал.

Офицеры разбрелись по каютам, укладывались спать, а Матюшкин с Лутковским вышли на шканцы. Береговой бриз приятно ласкал лицо. На потревоженной глади бухты мерцали блики фонарей дозорной шлюпки, описывающей круги вокруг «Камчатки». На берегу изредка трепетали движущиеся огоньки. По дороге, ведущей через горы в Лонгвуд, разъезжали конные патрули с факелами. Дорога шла через перевал, оттуда тянуло прохладой.

— А как ты мыслишь, Федор, о чем сейчас размышляет Наполеон, ежели не спит? — полушутя спросил Лутковский.

— Как и всякий смертный, о своей судьбе, удачах и промашках, возможно, о чем-то сожалеет.

Быть может, Матюшкин угадал. И уж наверняка в каких-то закоулках памяти Наполеона временами ворошилась горькая досада:

Зачем я шел к тебе, Россия,
Европу всю держа в руках…

Перед уходом командиру «Камчатки» нанесли визиты Бальмен, французский комиссар, генерал маркиз Монтен, капитаны английских кораблей.

За обедом Головнин выразил сомнение в необходимости строгого карантина и усиленной охраны на острове.

— Не скажите, капитан, — ответил француз, — кажется, нам известен доподлинно каждый, кто посещает дом узника. И все же в Европу просачиваются письма от Бонапарта. Более того, есть сведения, что его сторонники не потеряли надежду высвободить своего кумира. Недавно губернатор выслал с острова по подозрению в заговоре пехотного офицера и лекаря…

Вечером, перед заходом солнца, «Камчатка» снялась с якоря и без пушечного салюта распрощалась со злополучным островом…

Азорские острова у моряков принято считать центром Атлантики. Так уж распорядилась природа, расположив их как раз посредине между Европой, Африкой и Северной Америкой.

Обычно кругосветные путешественники, обогнув Африку, стремятся пройти кратчайшим путем, побыстрее бросить якорь в родной бухте. Иначе поступил командир «Камчатки». Видимо, предчувствовал Василий Михайлович, что не судьба ему впредь плавать в океане. Напоследок продлил усладу для сердца истинного моряка, навеки очарованного океанскими просторами… Благо по пути, на рейде пустынного вулканического острова Вознесения пополнили запасы, экипажу поднесли в дар на пропитание местную примечательность, дюжину гигантских черепах. Их вкусное мясо напоминало телятину. А дальше те же доброхотные пассаты вскоре наполнили паруса шлюпа.

Неделю предполагал провести на островах командир шлюпа. Но природа и обаяние дружелюбных португальцев, а потом и противные ветры удержали «Камчатку» вдвое больше.

Чем славились Азоры? Вином и фруктами. На деревьях, выросших из одного корня, собирали до двадцати пяти тысяч апельсинов.

Жаловали португальцы россиян. Хвалились плодородными полями и бесчисленными садами. Целый день тащили верхом на лошадях гостей показывать диковинку, кратер гигантского потухшего вулкана. Ну и через день-два делали визиты, устраивали приемы в честь моряков. То губернатор приглашал на обед, то американский консул звал на вечер в День независимости. Головнин не ханжа, все подмечает. «На бале здешние дамы были в платьях, сшитых по английским образцам». Спустя два дня на борту шлюпа командир потчевал губернатора, консулов, офицеров. Гости съехали после угощения на берег, «а после обеда сделали мне посещение, к великому моему удивлению, все дамы, бывшие на бале». Видимо, пришелся по нраву прекрасной половине русский капитан… Да и Василий Михайлович замечал некоторые особенности быта местных обитательниц. Даже в женском монастыре, куда родители за большие деньги отдавали дочерей «в вечное заключение». «Хотя несчастных девиц сих заключают в монастыри в самых юных летах, но монашеское воспитание не может истребить природных чувствований».