От нахлынувшего беспокойства Гата взяла телефон, хотя не ждала звонков и не собиралась проверять почту. Она и в парк-то пришла, чтобы не волноваться и не думать о том, что ответит Сережа по поводу ее рассказа.
Но вот, не удержалась. Открывая страничку в соцсети, Гата поругала себя за безволие и строго велела больше не обманывать саму себя и не играть на своих на слабостях.
Диалог с Сережей стал больше на одно сообщение. Гата открыла его.
Лаконично, но не дает ответов на волнующий вопрос.
«Знать бы, что он там читает, — вздохнула Гата, убирая телефон в сумку и поднимаясь со скамейки. — Так-то там еще утро перед школой есть, довольно объемное. И если читает он медленно и отвлекается, то я до вечера буду ждать, когда он до сцены в столовой доберется».
Она побрела по аллее и на пересечении с асфальтовой дорогой повернула к центру парка. Еще полчаса оставалось - как раз можно неспеша прогуляться вокруг пруда и размять ноги перед тем, как на вторую половину рабочего дня засесть за стойкой.
2
Несмотря на разгар рабочего дня, в парке было оживленно.
Наконец она нашла спокойное место под одной раскидистых ив, растущих у воды. По другую сторону дерева стоял угрюмый мужчина в обтягивающей футболке и лениво кидал кусочки хлеба двум уткам. Утки не проявляли активности, которая была бы свойственна бедным голодным птичкам. Наоборот, сначала они критически смотрели на хлеб, качающийся на мелких волнах. Потом одна, которая была ближе, делала пару гребков лапами. Затем она, вытянув шею, брала хлеб, а вторая утка не трогалась с места, пока новый кусок не упадет поближе к ней.
Гата поглядывала на вялых уток, их спокойствие постепенно передалось и ей. Недавние крики на Витю, звучавшие примерно откуда-то с этого берега, уже не казались ей насмешкой судьбы или упреком, что ничегошеньки-то она не понимает.
Ожидание отзыва Сережи тоже перестало покусывать и нетерпеливо повизгивать.
Мужчина зашуршал пакетом, вытряхивая на воду остатки крошек. Поводя крепкими шеями, утки осмотрели, что нападало вокруг них, одна потянулась за кусочком покрупнее.
Надо было возвращаться на работу — времени оставалось как раз пройтись тенистым берегом, пересечь узкий мостик над небольшим каналом и вернуться к выходу.
Гата вытащила из босоножки застрявшую травинку и шагнула от дерева к гравию дорожки. Подошва скользнула по влажной земле, Гата на миг потеряла равновесие, но быстро махнула руками и наклонилась вперед. Пальцы чуть коснулись земли.
«А не удержалась бы, — охнула она, — завалилась бы, плюхнулась. Мелко, тут только перепачкаешься».
Гата выпрямилась и завертела головой. Откуда голос? Странный — не мужской, не женский. Высокий, злой, но непонятный.
Напряженно она осмотрелась — никого, лишь удаляется по тропинке мужчина, кормивший уток. И вроде нет оснований думать, что это он выкрикнул.
Да и вообще, такое чувство, что это не голос, а кто-то хлопнул ее по затылку, и хлопок превратился в слова.
Чушь какая-то!
Гата провела по лбу тыльной стороной ладони. Похоже, это переутомление. Слишком много мыслей у нее последнее время ходит по кругу, сужая и беря ее в тиски. Вот, взяли, сдавили. Уже мерещится.
В голове зашумело, потом показалось, что облако прикрыло солнце, и сумрак полез на тропинку.
Гата тряхнула головой и пошла по берегу быстрым шагом.
Из-за пушистых кустов показался мостик, с железными перилами, покрашенный в неприветливый серый цвет.
Воздушная волна толкнула справа.
Колени подогнулись. Гата схватилась за ненадежную ветку куста и едва не свалилась на траву. Испугаться не успела, но напряглась.
Боль в голове взорвалась неожиданно. В глазах помутнело, мир отдалился и поплыл.
Гата охнула, пошатнулась, но не позволила себе упасть. Она подняла руки и промассировала голову, виски, переносицу — сделала все, чтобы стало легче.
Стало. Ровно на два шага, которые Гата сделала к мостику. Ей не хватило до него всего чуть-чуть.
Над деревьями пронесся шелест. Гата подняла голову — но это не ветер потревожил кроны, ветра не было. Шелест завис в воздухе, будто хищная птица высматривала на земле мелкого грызуна. Потянулся отдельными громкими всплесками, а затем, по неслышной команде, обрушился на Гату, обхватил за голову и вдавил — вниз, к земле!
Она успела лишь подумать, что теперь точно надо купить прибор для измерения давления. Резко потемнело, и все вытеснило единственное ощущение — голова стала как яйцо, из которого что-то с треском и судорогами вылуплялось, лезло наружу, отвечая на атаку давления и шелеста. От затылка разбежались цепочки мурашек, будто трещины по поверхности скорлупы.
Гата закрыла лицо руками, испугавшись, что голова ее сейчас развалится на части.
Надо найти опору и переждать это приступ.