Головы на копьях

Несомненно, это был подкоп, который рыли с той и с другой стороны. Кто мог грести землю снаружи, тоже не составляло загадки. В сарае заперли не всех жителей деревни – кто-то из наемников продолжал в тот момент развлекаться с грудастыми селянками. И одной из них – или даже нескольким, – не составило труда сбежать от захрапевших насильников и прийти на помощь сородичам. Ну а караульный Пиявка был слишком пьян, чтобы расслышать возню за сараем среди прочего шума.

Как затем беглецы покинули крепость, выяснить не удалось. Или где-то под стеной имелся потайной лаз, или же они перелезли через стену, найдя приставную лестницу. Впрочем, это было неважно. Теперь, когда окончательно подтвердилось, что в сарае нет трупов, встал другой вопрос: в какую сторону удрали пленники. Потому что округа была заметена снегом, выпавшим после того, как они пустились в бега.

Похоже, Громовержец, что был на нашей стороне, когда мы штурмовали Годжи, узрел здешние бесчинства, ужаснулся и, отвернувшись от нас, взялся помогать годжийцам. Выглядело именно так. Снегопад стал для них воистину божьим даром, а для нас – божьей подлянкой. Сверившись с полковничьей картой, наемники нашли на ней ближайшую деревню и предположили, что беглецы отправились туда. И все же всадники разделились и поскакали сразу в три стороны – для верности.

При таком раскладе у годжийцев почти не было шансов спастись. К тому же они шли пешком, таща на себе раненых. И не отбились бы даже от двух-трех наемников, а тех в каждом направлении поскакало не менее полудюжины.

Но Громовержец продолжал упорно благоволить поджигателям. Из всех беглецов головорезы Аррода сумели поймать лишь одного. Да и тот был умирающим от ран стариком, который уже ни от кого не убегал. Беглецы оставили его посреди поля, так как он не мог сам передвигаться и задерживал остальных.

Там он и сидел, присыпанный снегом, пока на него не наткнулась погоня.

Дальнейшие поиски оказались безрезультатными. Годжийцы бросили сородича еще до снегопада и успели добраться до леса, где и затерялись. Углубляться в заросли наемники не рискнули – беглецы могли прихватить с собой луки и устроить засаду на преследователей. Поэтому всадники, послав в сторону леса проклятья, развернули коней и поскакали обратно. Не забыв, разумеется, прихватить с собой полумертвого старика – пусть и скудный, но все-таки улов.

Старик потерял много крови, но был еще в сознании, когда его довезли до пепелища родной деревни. К этому моменту другие поисковые группы тоже вернулись несолоно хлебавши, и вся накопленная головорезами злоба выплеснулась на их единственную добычу.

Ярбор раздел старика догола и стал валять его во все еще горячих углях и пепле. Старик кричал не переставая и явно сожалел, что не закололся кинжалом, пока сидел в заснеженном поле. А Трескучий отвечал ему громогласным хохотом под одобрительные крики соратников. Которым, за неимением лучшего, оставалось довольствоваться таким жалким возмездием.

И все-таки прежде чем умереть, годжийцу удалось подпортить наемникам праздник.

Вытащив в очередной раз старика из пожарища, Ярбор ухватил его за горло, поднял в воздух и стал орать ему в лицо проклятья. Тут-то жертва и нанесла своему истязателю коварный удар. Зашевелив губами, старик ответил что-то великану – лишь он один расслышал, что именно, – после чего поднатужился и… выплеснул на него струю жидкого дерьма! Оно сбежало у пленника по ногам, а затем потекло на Трескучего, заляпав ему штаны.

И прежде чем тот взревел от бешенства, зрители увидели, как обожженное лицо старика расплылось в победоносной улыбке.

Ярость, с которой Трескучий рубил фантериев, не шла ни в какое сравнение с той, что обуяла его сейчас. Швырнув пленника на землю, он начал топтать его своими подкованными сапогами. Старик вновь завопил, но на сей раз это продолжалось недолго. Вскоре ножища Ярбора опустилась ему на голову и с хрустом ее раздавила. Что великана отнюдь не успокоило. И он продолжил ломать жертве кости несмотря на то, что она была уже мертва.

Когда раньше я слышал о том, что кто-то где-то упал и разбился в лепешку, я знал, что это всего лишь красное словцо. И что на самом деле люди в лепешки не разбиваются. И вот сегодня я впервые в жизни увидел, как человека действительно размазали по земле. Трескучий с пеной у рта раздробил в теле годжийца, наверное, все кости до единой. Чьи обломки торчали из кровавого месива, в которое превратилась его плоть – ее и выдавленные наружу внутренности теперь можно было собирать лопатой.

Даже орудуя секирой, Ярбор не выдыхался так, как сейчас. И когда он наконец-то остановился, его грудь вздымалась, словно кузнечный мех, а пот лился с него ручьями.

Оглядев мутными глазами зрителей, у которых, естественно, хватило ума не смеяться над его обгаженными штанами, Трескучий остановил свой взор на ван Бьере. И наверняка опять завел бы свою надоевшую песню, останься у него на это силы. Но Ярбор смог лишь нацелить на кригарийца указательный палец – жест, который вкупе с перекошенной от злобы рожей гиганта был понятен безо всяких слов.